Примеры монополий в рф: Примеры естественной монополии в РФ в 2021 году

Содержание

Монополия

Современная экономика — это достаточно интересная и широкая область, которая объединяет в себе множество понятий и терминов, законов и факторов. Одно из таких понятий – монополия. Именно о ней и будет идти речь в статье.

Понятие и сущность монополии

Разъяснений термина монополия достаточно много. Если рассматривать этимологию слова «монополия», то оно состоит из двух греческих слов: «mono» — один, и «poleo» — продаю, фактически означая – один продавец.

Определение 1

Если говорить простыми словами, то монополия – это единоличное право обладать чем-либо, или производить что-либо. Как правило, монополистическое предприятие, это крупная компания, организация или структура, которая является единственным поставщиком продуктов, товаров или услуг. Монополистическая организация характеризуется жёстким контролем и установлением завышенных цен. Стоит отметить, что помимо понятия «монополия», есть и «абсолютная монополия».

Итак, в чём же отличие двух понятий: монополия и абсолютная монополия? В случае с предприятием монополистом, есть вариант выхода на рынок другого игрока, который будет продавать аналогичный товар, предоставлять такие же услуги. Абсолютная монополия исключает этот факт, так как подразумевает факт того, что предприятие единолично и полностью владеет ресурсами по производству товаров или предоставлению услуг.

Для более детального понятия отличий, рассмотрим примеры монополии обычной от абсолютной, на территории России. Так, предприятием монополистом можно назвать Почту России. Это одна крупная организация, которая предоставляет ряд услуг по доставке грузов на всей территории Российской Федерации. Есть мелкие и несущественные конкуренты, к примеру, те, которые занимаются организацией перевозок в пределах одного региона. Однако существенную конкуренцию это однозначно не вызывает.

Пример 1

Предприятием абсолютным монополистом можно назвать Газпром. Эта компания не просто единолично обладает правом на продажу природного газа. Газпром полностью владеет добычей газа, то есть весь газ на территории России фактически принадлежит этой организации. Конкуренция полностью отсутствует.

Готовые работы на аналогичную тему

Три вида монополии. Разъяснения и суть

Различают три основные виды монополий:

  1. Закрытая монополия.
  2. Естественная монополия.
  3. Открытая монополия.

Закрытая монополия

Подразумевает собой то, что монопольное право компании защищено юридически, а именно законами, к примеру, патентом или авторским правом.

Пример закрытой монополии – операционная система IOS, которая используется на смартфонах Apple, а её права и патенты принадлежат всё той же одноимённой компании.

Естественная монополия

Естественная монополия возникает в результате того, что спрос на определённый товар или услугу удовлетворяет одно предприятие. Товары или услуги, которые производятся в пределах естественной монополии, не могут быть заменены другими.

Как примеры естественной монополии можно отнести услуги по передаче электричества и отопления, телефонную связь, железнодорожные перевозки.

Открытая монополия

В области открытой монополии находятся компании, которые являются единственными производителями или продавцами товара, однако юридически не защищены от конкуренции. Как правило, это компании, которые вышли на рынок с новым товаров или компании которые кардинально отличаются от конкурентов, к примеру – качеством.

Пример 2

Отличным примером предприятия, работающего в открытой монополии, является компания по производству конструкторов LEGO. По качеству аналогов LEGO нет. Однако существуют многие другие компании по изготовлению аналогичных конструкторов. Но благодаря высоким стандартам, качеству и рекламе, говоря о детском конструкторе, мы сразу вспоминаем LEGO.

В таблице приведём причины появления монополий и их характеристики.

Рисунок 1.

Плюсы и минусы монополии в экономике

Если говорить о преимуществах монополии в экономике, то их практически нет. Честно говоря, кроме как для самого монополиста, пользы от монополии практически нет.

Неэффективность монополии обусловлена двумя простыми факторами:

  1. Распределение ресурсов. Все ресурсы (товар, услуги) находятся во владении одной монополистической компании. Тем самым цены устанавливаются не в соотношении спроса на товар, а «самовольно» компанией монополистом. Как пример можно рассмотреть поставку электроэнергии. Спрос есть практически стопроцентный, однако цена устанавливается вне зависимости от желаний потребителей.
  2. Отсутствие конкуренции. В связи с тем, что у компании монополиста нет конкурентов, она менее стимулирована для развития. Мировая экономическая практика показала, что конкурентный рынок более эффективен и добивается более высоких результатов в развитии.
  3. Отсутствие стимулов. Всё то же отсутствие конкуренции, вызывает неэффективность монополистического предприятия, в связи с тем, что нет стимулов и предпосылок сделать товар, услугу или продукт лучше. Действует принцип «один продавец – одно качество».

Замечание 1

В конце стоит отметить, что абсолютной мировой монополии практически нет. Как правило, компании монополисты действуют в пределах одной страны или региона, области или города.

Если общество хочет контролировать монополии, по крайней мере те монополии, которые не были созданы его собственным правительством, оно имеет три варианта. Первый — это антимонопольная политика американского сорта; второй — государственное регулирование ; и третье — общественная собственность и эксплуатация. Как для монополии, ни один из них не является идеальным.

Антимонопольная политика дорога для обеспечения: антитрестовский отдел Департамента юстиции имел бюджет $133$ млн долларов в $2004$ году , и бюджет Федеральной торговой комиссии составил $183$ млн долларов. Подсудимые (которые также сталкиваются с сотней частных антимонопольных дел каждый год ), вероятно, потратили десять или двадцать раз больше. Кроме того, антимонопольное регулирование медленно двигается.

4. Реформирование естественных монополий / КонсультантПлюс

4. Реформирование естественных монополий

В сфере реформирования естественных монополий необходимо обеспечить решение двух основных задач.

Первая задача — сокращение масштаба монополизации инфраструктур, разделение естественно-монопольных и потенциально конкурентных секторов.

В связи с тем что объекты инженерной инфраструктуры (дороги, аэродромы, причальные сооружения, проводящие сети, системы оперативно-диспетчерского управления и т.п.) являются в основном предметом естественной монополии, функции по эксплуатации этой инфраструктуры, производству и сбыту поставляемых по инфраструктурным объектам товаров и услуг (электрическая и тепловая энергия, газ, нефть, нефтепродукты, услуги перевозки) не должны быть монопольными.

Демонополизация таких секторов приведет к созданию стимулов для снижения издержек и повышению качества поставляемых товаров и оказываемых услуг. Реализация указанной задачи возможна при обеспечении прозрачности условий приватизации (продажи) активов, их разукрупнения и поэтапного дерегулирования соответствующих секторов.

Вторая задача — обеспечение равноправного и прозрачного доступа всех экономических субъектов к объектам естественных монополий.

Получение доступа к услугам естественных монополий является ключевым фактором для реализации инвестиционных проектов в большинстве секторов экономики.

Отсутствие прозрачных правил доступа и ответственности за необоснованный отказ в предоставлении монопольных услуг и информации о возможностях инфраструктуры монополий присоединить новых потребителей или увеличить потребление существующих создает возможность для злоупотреблений со стороны естественных монополий и является препятствием для реализации многих инвестиционных проектов.

Предполагается принять нормативные правовые акты, обеспечивающие недискриминационный, прозрачный и максимально регламентированный доступ к инфраструктуре во всех секторах естественных монополий. Одновременно будет обеспечено создание механизмов, стимулирующих снижение издержек и рост эффективности инвестиционной деятельности субъектов естественных монополий.

В развитии и обновлении инфраструктуры государство в существенной степени будет ориентироваться на частный капитал. Будут обеспечены конкурентоспособные условия работы бизнеса в инфраструктурных проектах, прежде всего, за счет новой тарифной политики. Долгосрочные тарифы будут гарантировать инвесторам и кредиторам возвратность и рыночную доходность вложенных средств. Уровень тарифа будет увязан с качеством оказываемых услуг. Регулятор будет экономически стимулировать инфраструктурные компании к снижению издержек.

Открыть полный текст документа

теория и практика — Блоги — Эхо Москвы, 05.06.2013

Не так давно в своём жж я писал о неком г-не Якунине. Так совпало, что на днях у него обнаружили еще и дачу в деревне Акулинино под Москвой с перегороженной речкой. Мудро. Растрачивать деньги монополисты всегда умели, но что делать обычным людям в такой ситуации, как бороться с завышением цен, хамской капиталистической парадигмой  и т.п.?

В нашей стране достаточно монополий. Чтобы понять, как они работают, не нужно быть большим умником. Тем не менее, есть некоторые размышления на эту тему (кто хочет добавить – добавьте в комментариях). Я не экономист, а журналист, и всё же свое представление о системе монополий имею.

Для начала выделим два примера: федеральный и региональный. На федеральном уровне будем рассматривать «РЖД», на региональном – Московский метрополитен (или любой региональный метрополитен). К слову, монополисты всегда захватывают ту часть рынка, которая должна находиться под прямым контролем государства (особо важная часть). Отсюда и прямая связь с государственными лицами. Монополизму подвергаются газовая промышленность, банковская сфера, транспортная сеть (те же железные дороги). Учитывать надо и объемы нашей страны – здесь монополии просто жизненно необходимы центральной власти.

К слову, исключением (причем почти по всему миру) является рынок сотовой связи. Тут у нас наблюдается яркая олигополия. В других странах примерно так же: два, три основных оператора, а не один. Если бы государство очень хотело, оно бы подчинило одной монополии и весь этот рынок. Но почему рынок связи является исключением и почему на его примере не сделать олигополии в сфере ж/д перевозок, например? Давайте разбираться.

Итак. Первый вариант борьбы с монополизмом: социальный протест. Простой, даже банальный… работает хорошо в странах с развитой демократией. То есть существует проблема, когда монополист не дает входить на свой рынок другим игрокам, перекрывает воздух конкурентам, в то же время, до небес поднимает уровень цен на услуги. В думающей и политизированной стране к мнению социума будут прислушиваться. А социум неизбежно пойдет на бунт, если монополия зарабатывает миллиарды на простых гражданах. Протест как бы подбивает монополию с бока, который условно назовем «бок спроса». Забастовки (например, массовый отказ от пользования услугой — метрополитена), другие действия потребителей с сильным эффектом бьют по прибыли монополии. Все-таки нужно понимать диалектику процесса (особенно в сферах, где граждане напрямую пользуются услугами монополиста) – социум и фирма-монополист очень связаны друг с другом. Конечно, помимо этой статьи у монополиста есть еще полно других прибыльных схем… Но часто социальный протест автоматически переходит на уровень государства, когда оно уже должно принимать какие-то меры для снижения негатива в свой адрес.

Если социальный протест у нас не проходит, то давайте смотреть: как же работает монополия? Что обеспечивает единственному игроку на рынке прочный фундамент? Конечно же, это связи с государством. Они могут иметь разные проявления: от тотального покровительства со стороны власти до мелких откатов и относительной свободы действий в экономическом поле. Тогда в дело может вступить следующий механизм: 

подрыв связей монополиста с государственными аффилированными лицами. То есть находятся некие связи между кругом людей, принимающих политические решения и кругом людей, принимающих экономические решения, ищутся возможности действия на этот рычаг, и т.д. В нашем случае, например, речь идет не об общей дискредитации Якунина (в глазах общественности), а о частной дискредитации – в глазах Путина, Медведева, МинТранса, и т.д. Это специфический механизм, здесь нужно иметь своих людей во власти, работать с конкретными лицами. Но чем плох этот путь? Дискредитация идет не столько структуры, сколько конкретного человека, которого фактически назначает госуправленец. Монополия не будет разрушена, у нее может смениться начальник. Так произошло с Мосметро. Так что здесь нужно действовать с заранее продуманным планом.

Третий способ – вхождение в структуру монополии. Так скажем, здесь мы рушим систему изнутри, так как альтернатив у монополиста нет, войти на рынок в качестве другого игрока – нереально. Способ интересный, но очень долгий. Нужно умело и быстро подниматься по карьерной лестнице, чтобы входить в руководящие круги. Можно заниматься более мелкими делами – подрывом авторитета с помощью СМИ, шпионажем, и т.д. И опять же: когда вы станете главным монополистом, придете на место Якунина, то зачем вам всё ломать???

В общем, это три основных способа, которые я бы отметил. С монополиями иметь дело – себе дороже, но как это обычно бывает… в совокупности все три способа могут дать нужный эффект. Теперь пару слов о делах с сотовыми операторами. Изначально на рынок попало сразу три компании, они были монополистами в своих регионах (Санкт-Петербург = Мегафон, например). Так и развивались: сначала сеть проложили на север, потом на восток… в результате имеем олигополию. Хотя тут Медведев говорил, что связь плохая в стране, что надо что-то делать. Но я сомневаюсь, что этот рынок захватит какая-то одна группа (смысл в том, что по-хорошему они тоже монополисты, просто есть некоторая договоренность о разделе сфер влияния). 

Почему так нельзя сделать с «РЖД» или Мосметро? Исторически это монополии. Но ведь можно сделать то же районирование – разделить всё на зоны. К примеру, пусть обслуживанием Востока страны занимается одна ж/д сеть, а обслуживанием Запада – другая. Нет, друзья. Проблема в том, что она может заниматься именно ОБСЛУЖИВАНИЕМ: ты просто-напросто не сможешь сделать свои рельсы для своих поездов, потому что тогда другие поезда не будут по ним ходить. Это вопрос ограничений приватизации. Не всё можно подобрать под частные руки. А обслуживанием для монополиста лучше пусть занимается кто-то один – в нашем случае какая-то из «дочек» ж/д гиганта. Поэтому вопрос об искусственном избавлении от монополизма снимается раз и навсегда. Та же проблема с региональной сетью метро.

По сути, олигополисты используют сети по одним и тем же технологиям (они несущественно различаются). Возникает вопрос: может, тогда так же сделать и с «РЖД» — договор о том, что обслуживание будет разным, но фундаментальные порядки останутся прежними? И здесь мы тоже натыкаемся на камень противоречий. Даже в ценовой политике: представьте себе, если вы покупаете билет на поезд из Анапы в Санкт-Петербург, но две разные компании заставляют вас покупать два разных билета на два разных поезда! А как быть с ж/д перевозками грузов через всю страну? Проще заплатить одному Якунину, чем тысячу раз разным фирмам!

Но выход всё же есть. Монополию всегда можно немного подвинуть, пристегнуть, сбавить силу её хватки. Для этого и существуют три способа борьбы. Нужно только хотя бы чуть-чуть двигаться в этом направлении, и тогда жить «единственным и неповторимым» будет гораздо сложнее!

Юридический миф: легальная монополия в праве интеллектуальной собственности

Миф с долгой историей

«Интеллектуальная собственность регулярно характеризуется как монополия правообладателя. И действительно, в выступлениях, в статьях, в учебниках мы часто встречаем такую расхожую фразу, что интеллектуальная собственность представляет собой легальную монополию. Достаточно часто среди юристов ее воспринимают обыденно и не пытаются разобраться, правовое ли это понятие или литературная гипербола», – отмечает главный научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ Марина Рожкова.

Сам термин «легальная монополия» применительно к праву интеллектуальной собственности имеет достаточно длинную историю и столь же длинную историю развенчания этого мифа. Так, с начала 20-го века в таком контексте в России понимали, к примеру, патентное право, что неоднократно находило отражение в юридической литературе, напоминает заместитель директора Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ Сергей Синицын. «Меня это несколько смущает по нескольким причинам. Ведь любое теоретическое понятие, конструкция в праве, его употребление, контекст употребления, его смысл имеют ярко-выраженные практические последствия. Эти практические последствия сегодня наблюдаются ввиду установления законодательством монопольных иммунитетов», – комментирует эксперт. 

Однако, отмечает он, ошибочность представления о патентном праве как о легальной монополии неоднократно признавалась. Саму по себе подобную привилегию применительно к патентам теперь можно рассматривать только в историческом контексте и отнести к средневековью, когда решения принимались одним человеком (условным монархом) по отношению к разным, им лично выбранным лицам. В современных условиях и законодательстве подобную ситуацию представить уже невозможно. «Не следует заблуждаться, что интеллектуальная собственность всегда воспринималась как легальная монополия.  Знамениты и общеизвестны речи Бэкона в парламенте о том, что представление монархом определенной монополии в сфере торговли или в сфере производства препятствует реализации экономических прав и на получение доходов, и на производство аналогичной продукции иных участников товарообмена и производства», – говорит Сергей Синицын.

А есть ли монополия?

Термин, который в российской практике используется и по сей день, неверен и с экономической точки зрения, отмечает профессор Российской школы частного права при ИЦЧП им. С.С. Алексеева Владимир Корнеев. «Он является элементом фетишизации исключительного права и сам по себе становится каким-то фетишем, предполагая, что правообладатель получает какие-то безбрежные возможности. С точки зрения экономики монополия предполагает возможность управления рынком. На самом деле в широком смысле исключительное право, конечно, рынком управлять не позволяет. И существо исключительного права такое же, как у права собственности, – это абсолютное право, которое позволяет как собственнику, так и правообладателю определять судьбу права: то, что можно делать со своим результатом интеллектуальной деятельности. Мне представляется, что правообладатель, как и собственник, не может считаться монополистом по самому факту обладания этим исключительным правом. Наличие исключительного права монополии не создает само по себе и в каждом конкретном случае», – подчеркивает эксперт.

В пример Владимир Корнеев приводит раннюю практику Суда по интеллектуальным правам, когда значительную часть дел представляли споры в отношении патентов на виды майонеза, в том числе с соусами со вкусом черных маслин. Наличие патента в данном случае не может создать монополии – взаимозаменяемость продуктов позволяет выпускать множество аналогичных товаров разным производителям. Исключением может стать более чувствительная отрасль: например, фармакология. В этом случае патент может быть выдан на уникальное лекарство от конкретной болезни, однако даже здесь существуют ограничения. К ним относятся в том числе срок, территория и такие специальные ограничения, как принудительные лицензии.  

Даже у так называемого антимонопольного иммунитета, к которым обычно относят нормы статей 10 и 11 закона «О защите конкуренции», есть ряд исключений, отмечает Владимир Корнеев. «Безбрежны ли те иммунитеты, которые есть в статье 10 закона «О защите конкуренции? Исключительное право исчерпывается по факту первого введения товара в гражданский оборот. Весь дальнейший оборот товара, в отношении которого исключительное право исчерпывается, в терминологии статьи 10, как мне кажется, под иммунитеты не подпадает. То же самое в отношении статьи 11, которая выводит из-под сферы действия закона «О защите конкуренции» договоры об отчуждении исключительного права и лицензионные договоры. Но ведь даже если мы в чистом виде применяем эту норму, смешанные договоры вряд ли могут быть выведены из-под действия статьи 11. В части условий, относящихся к исключительному праву – да, но все остальные условия, как мне кажется, из-под действия закона не выводятся», – комментирует Владимир Корнеев. Он также отмечает, что определенные ограничения в праве интеллектуальной собственности вводятся и другими статьями закона «О защите конкуренции», в частности нормами о недобросовестной конкуренции. 

Практика по нормам защиты конкуренции в сфере интеллектуальных прав растет постоянно. В целом ряде случаев в суде ограничения для правообладателей вводятся гораздо чаще, чем антимонопольным ведомством, подчеркивает Владимир Корнеев. И если правообладатели допускают злоупотребления законом, то законодателю следует точечно на них отреагировать.

Законодатель против мифов

Изменения в закон «О защите конкуренции», которые бы отменили иммунитеты в отношении интеллектуальной собственности, а значит и положили конец «легальной монополии», обсуждаются уже давно. Соответствующий законопроект был предложен Федеральной антимонопольной службой. Начальник правового управления ФАС Артем Молчанов отмечает, что инициатива подвергалась критике и была воспринята неоднозначно. Это было вызвано рядом недопониманий, которые, по словам эксперта, можно назвать и мифами. Среди них Артем Молчанов называет:

  • Противопоставление законодательства антимонопольного и конкурентного права законодательству об интеллектуальной собственности. «Это первый миф, который на наш взгляд абсолютно неверен: как будто это два разных элемента, одно защищает одно, а другое защищает другое. Мы считаем, что они направлены на одну и ту же цель и один и тот же результат», – отмечает Артем Молчанов. Конкуренция, подчеркивает он, стимулирует инновации и развитие экономики, поэтому противопоставление одного права другому невозможно. Оно создано искусственно, в том числе и благодаря использованию слова «монополия». 
  • Распространение антимонопольного регулирования на сферу интеллектуальных прав приведет к возможности административного управления интеллектуальными правами или лишению интеллектуальных прав. «Часто вопросы антимонопольных иммунитетов по интеллектуальным правам и вопросы принудительной лицензии, а точнее применения правительством права разрешать использовать результаты интеллектуальной деятельности без согласия правообладателя, обсуждались вместе. Дискуссия об этих запретах антимонопольных правил к злоупотреблениям соглашением переросла в понимание того, что [речь идет] про принудительную лицензию. Мы говорим только о том, что есть сегодня эти формальные ограничения, которые безусловно говорят, что не применяется антимонопольное законодательство к соглашениям и действиям по злоупотреблению правами. Но мы предлагаем применить их в рамках общего подхода: к этим отношениям должно применяться общее правило недопустимости злоупотребления монополистической деятельностью на товарном рынке», – комментирует эксперт. 
  • Наличие исключительного права создает не только легальную монополию, но и монополию на товарном рынке. «Еще один пример, когда результат интеллектуальной деятельности является товаром – программы для ЭВМ. Можно спросить любого обывателя, являются ли конкурирующими программы для ЭВМ, которые мы используем в мобильных приложениях для просмотра новостей или погоды. Мы услышим ответ о том, что они взаимозаменяемы. Между ними жесткая конкуренция», – отмечает Артем Молчанов.

О том, как изменится антимонопольное законодательство в сфере интеллектуальных прав и как понятие легальной монополии применяется на практике – в дискуссии «Интеллектуальная собственность: миф о легальной монополии и его негативные последствия».

плохие и хорошие — Ruconomics

Один из очень часто используемых аргументов в пользу государственного вмешательства в экономику звучит примерно так: «свободный рынок имеет тенденцию создавать на рынке монополии. Они повышают цены и создают неэффективность, ущемляя потребителей». Действительно с помощью весьма нехитрых графиков можно доказать, что рациональная монополия сделает цену выше чем фирма на конкурентном рынке. Точно так же можно показать, что монополия неэффективно расходует ресурсы.

В теории все понятно. Что же происходит на практике. Рассмотрим на примере одного из недавних случаев. Компанию Intel, контролирующую от 80 до 90 процентов рынка процессоров (куда уж ближе к монополии) обвиняют в нечестном поведении. Приведу цитату из одной из подобных статей в авторитетнейшей газете New York Times (перевод мой):

Они [разнообразные регуляторы — МД] говорят, что Intel неправильно защищает свою долю рынка микропроцессоров, предлагая большие скидки производителям компьютеров, которые минимизируют использование процессоров, изготовленных конкурирующей фирмой AMD.

Преступление Intel заключается, как мы видим, отнюдь не в завышении цен, а наоборот в их снижении. Ведь очевидно, что производитель компьютеров выбирает вариант, при котором ему будет дешевле произвести компьютер с заданными характеристиками. Intel, снижая цену, дает стимул выбирать себя. То есть потребитель получает компьютер дешевле, а не дороже. На самом деле, так происходит намного чаще чем мы привыкли думать. Американская сеть супермаркетов Wal-Mart живет именно за счет низких, а не высоких цен.

Регуляторы, конечно объяснят нам, что если мы будем поощрять исскуственное снижение цен, то конкуренты совсем пропадут с рынка, и вот тогда-то монополист даст себе волю. На практике этого никогда не происходит, потому что, если в отрасли нет специально созданных барьеров, то конкурент есть всегда. Даже если у вас 99 процентов рынка, вы не можете позволить себе расслабиться. Конкурент может появиться совсем на другом рынке, где его никто не ждет и уничтожить ваш бизнес. Та же Microsoft контролирует достаточную доля рынка, что бы вообще не волноваться. И хотя многие из нас хотели бы видеть больше движений с их стороны, нельзя не заметить, что компания двигается, предлагает новые продукты, смотрит на движения конкурентов.

Мне на ум приходит только один случай, когда монополии ведут себя именно так, как предсказывает примитивная экономическая логика. Это государственные монополии или компании работающие в искуственных условиях. Например, Газпром, Роснефть или РЖД. Эти компании действительно плохо работают. Они бы с удовольствием предлагали продукт по завышенной цене, но им не дает регулирование. В ответ они используют самые неэффективные из возможных методов производства, не заботясь об инвестициях, исследованиях и конкурентоспособности. Пародоксальным образом, если призадуматься, эти компании были созданы с целью избежать рынка с монополиями первого типа. Трудно представить себе человека, который всерьез будет утверждать, что Газпром лучше даже Microsoft.

Понравилось это:

Нравится Загрузка…

Похожее

Восемь угроз: чем опасны Facebook, Google, Amazon и Apple

Тренды
Морис Стаки
JAMES GRAHAM/GETTY IMAGES

«Бесполезно пытаться победить в избирательной гонке, оперируя лишь фактами, — заявил управляющий директор Cambridge Analytica работавшему под прикрытием репортеру, — потому что это вопрос эмоций».

Чтобы прицельно воздействовать на американских избирателей, апеллируя к их надеждам, неврозам и страхам, этой консалтинговой фирме требовалось обучить алгоритм прогнозировать их поведение и составлять их психологические портреты. Для этого им было нужно большое количество персональных данных. Для составления этих психографических профилей Cambridge Analytica пригласила профессора Кембриджского университета, чье приложение собрало данные 50 млн пользователей Facebook и их друзей. В то время социальная сеть позволяла разработчикам приложений собирать такого рода информацию. Facebook утверждает, что Cambridge Analytica и сотрудничавший с ней профессор нарушили правила соцсети по работе с данными. Однако подобное нарушение произошло не в первый раз — и, вероятно, не в последний.

Этот скандал разразился вслед за попытками из России, используя Facebook, Google и Twitter, «посеять раздор в политической системе США, включая президентские выборы в США 2016 года». Он способствовал увеличению недоверия к современным технологическим гигантам и росту беспокойства о масштабе их влияния.

Одна из причин этого влияния — данные. Facebook, Google, Amazon и аналогичные компании являются информационными монополистами, контролирующими крупные платформы, которые, как коралловый риф, привлекают в свою экосистему пользователей, продавцов, рекламодателей, производителей ПО, приложений и аксессуаров. Apple и Google, к примеру, контролируют популярные мобильные операционные системы (и основные приложения для них), Amazon — крупнейшую торговую платформу, а Facebook — крупнейшую социальную сеть. Через эти платформы проходят разнообразные данные большого объема, а скорость получения и применения этой персональной информации позволяет монополистам усиливать свое влияние на рынке.

Правильно ли, что несколько компаний располагают таким количеством данных и имеют такое влияние? Антимонопольные органы США, по-видимому, не имеют однозначной позиции по информационным монополиям. «Данные бесплатны, — думают многие, — какой может быть вред от их сбора?» Но подобные рассуждения ошибочны. Информационные монополии создают огромные риски для потребителей, работников, конкуренции и благосостояния демократии в целом. Ниже я объясню, почему это так.

Почему антимонопольные органы США не волнуют информационные монополии

Ряд европейских антимонопольных служб недавно предъявил иски четырем компаниям: Google, Apple, Facebook и Amazon. Европейская комиссия, к примеру, оштрафовала Google на рекордные €2,42 млрд за использование монопольного положения на рынке поисковых систем при продвижении своего сервиса для шопинга. Комиссия также предварительно заключила, что Google злоупотребляет своим доминирующим положением в отношении мобильной операционной системы Android и сервиса контекстной рекламы AdSense. Антимонопольные органы Германии сделали предварительный вывод, что Facebook злоупотреблял доминирующим положением, «сделав обязательным условием пользования социальной сетью согласие на неограниченный сбор данных, созданных в результате посещения пользователем сторонних сайтов, и их привязку к его учетной записи».

Вероятно, в ближайшие несколько лет мы увидим еще больше штрафов и других методов воздействия от европейских регуляторов. В США, однако, информационным монополистам в основном удавалось избежать расследований со стороны антимонопольных органов как при администрации Барака Обамы, так и Джорджа Буша-младшего. Примечательно, что Европейская комиссия признала преференции в поисковой выдаче Google антиконкурентной практикой, а Федеральная торговая комиссия США — нет. Начиная с 2000 года, Министерство юстиции США возбудило всего один иск по делу о монополизации. (Для сравнения — за период 1970–1972 гг. было возбуждено 39 гражданских и 3 уголовных дела против монополий и олигополий).

Действующий глава антимонопольного подразделения министерства юстиции США признал отличия в антимонопольном контроле между США и Европой. Он отметил, что его организация испытывает «особенное беспокойство в отношении цифровых рынков». Но в отсутствие «наглядного ущерба конкуренции и потребителям» министерство «не желает налагать взыскания на цифровые платформы, так как это может задушить инновации, которые и способствуют росту конкуренции в интересах потребителей».

Подобное расхождение в контроле соблюдения антимонопольного законодательства может отражать различия взглядов на ущерб, который способны нанести информационные монополисты. Обычно ущерб от монополий выражается в росте цен, уменьшении количества товаров или ухудшении их качества. На первый взгляд, информационные монополии практически не способны нанести подобный ущерб. В отличие от, скажем, фармацевтических компаний они не могут установить неоправданно высокую цену на свою продукцию. Большинство продуктов, которые предоставляют Google и Facebook, формально бесплатны, а рост информационных монополий ведет к повышению качества их услуг. Чем больше людей пользуются поисковой системой, тем лучше ее алгоритмы обучаются предпочтениям пользователей и тем более релевантные результаты она выдает. Это, в свою очередь, привлекает новых пользователей, и положительный эффект сохраняется.

Как считал Роберт Борк (Роберт Борк работал генеральным солиситором США в 1973—1977 годах, позднее был советником компании Google, скончался в 2012 году — прим. ред.), «поисковые системы вроде Google невозможно однозначно обвинить в монополизации, так как они бесплатны для пользователей, и те могут в любой момент переключиться на альтернативу».

Какой вред наносят информационные монополии

Повышение цен — это не единственный способ, которым влиятельные компании могут нанести ущерб своим потребителям и всему обществу. При более близком рассмотрении можно заметить, что информационные монополии потенциально могут нести, по меньшей мере, восемь угроз.

Продукты худшего качества и меньшая информационная безопасность. Антимонопольные органы все чаще признают, что компании могут конкурировать за счет приватности и защиты данных. Но в отсутствие конкурентов монополисты не чувствуют необходимого давления и могут меньше заботиться о защите персональных данных и собирать больше личной информации, чем в условиях здоровой конкуренции. Сбор слишком большого количества персональных данных можно считать эквивалентом слишком высокой цены. Кроме того, компании могут не раскрывать, какие данные собирают и как будут их использовать. Они не испытывают давления со стороны конкурентов, чтобы менять непрозрачную политику конфиденциальности. Даже если они улучшат положение о конфиденциальности, ничего не изменится. Распространенная сегодня концепция согласия на использование данных по факту уведомления со стороны сервиса бессмысленна в условиях отсутствия реальных конкурентов и из-за неравных рыночных позиций.

Слежение и риски безопасности. На монополизированном рынке персональные данные сконцентрированы в руках нескольких компаний. Возможности потребителей получить более качественную защиту конфиденциальности ограничены. Это повышает дополнительные риски, среди них:

— Поглощение государством. Чем меньше число компаний, контролирующих персональные данные, тем выше потенциальный риск, что государство поглотит ту или иную организацию. Компаниям многое нужно от государства, а государству часто нужен доступ к данным. Когда ими располагают всего несколько компаний, растет вероятность, что компании начнут тайно сотрудничать с правительством и предоставлять доступ к персональной информации. Так, к примеру, Китай использует информационные монополии, чтобы следить за своим населением.

— Скрытый контроль. Даже если государство не может поглотить монополию, ее сокровищница данных побуждает обойти защиту и воспользоваться ими все равно. Даже если правительство не может заключить сделку и получить прямой доступ, оно может сделать это тайно.

— Последствия нарушения политики конфиденциальности/кражи данных. У монополистов больше стимулов предотвращать кражу информации, чем у обычных компаний. Но когда большое количество персональных данных сконцентрировано в руках нескольких игроков, у хакеров, маркетологов, политических консультантов и других заинтересованных лиц появляется еще больший стимул найти способ обойти меры безопасности наиболее влиятельного игрока. Концентрация данных означает, что, если безопасность нарушена, ущерб будет на порядок выше, чем если бы жертвой оказалась обычная компания. Несмотря на негодование потребителей, у компании, занимающей доминирующее положение, меньше причин беспокоиться, что ее клиенты уйдут к конкурентам.

— Получение выгоды информационными монополистами. Даже когда их продукты формально «бесплатны», монополии могут извлекать значительную выгоду путями, которые были бы им недоступны в условиях здоровой конкуренции.

Во-первых, они получают персональные данные пользователей, не платя за них справедливую рыночную цену. Собранные данные могут стоить гораздо больше, чем предоставление «бесплатных» услуг. Тот факт, что сервис является «бесплатным», не означает, что мы получаем справедливую компенсацию за наши данные. Таким образом, у монополистов есть сильный экономический стимул сохранять статус-кво, при котором пользователи, как выразились авторы MIT Technology Review, «плохо понимают, сколько персональных данных они предоставили, как они используются и сколько стоят». Владея этой информацией и имея альтернативы, люди могли бы потребовать компенсацию.

Во-вторых, нечто аналогичное может произойти с создаваемым пользователями контентом. Монополисты могут извлекать выгоду, бесплатно присваивая результаты творческой деятельности пользователей. На конкурентном рынке пользователи могли бы потребовать компенсацию не только за свои данные, но и за контент, который они размещают на YouTube и Facebook. В отсутствие реальных альтернатив они не могут этого сделать.

В-третьих, информационные монополии могут получать прибыль от продавцов услуг. Например, они заимствуют ценный контент у фотографов, авторов, музыкантов и веб-сайтов и используют его на собственной платформе. В этом случае монополии получают выгоду за счет других участников цепочки создания ценности.

В-четвертых, монополисты могут зарабатывать на пользователях косвенным образом, когда высокая стоимость их рекламных услуг закладывается в стоимость рекламируемой продукции. Если бы информационные монополии имели больше конкурентов на этом рынке, реклама стоила бы меньше — как и товары их клиентов.

Наконец, монополисты могут получать выгоду как от продавцов товаров и услуг, так и от покупателей, способствуя так называемой «поведенческой дискриминации», форме ценовой дискриминации, основанной на прошлом поведении потребителя — например, на его истории просмотров в браузере. Они могут использовать персональные данные, чтобы заставить людей покупать то, в чем они на самом деле не нуждаются, — по самой высокой цене, которую они готовы заплатить.

По мере того как информационные монополии расширяют размеры своих платформ и включают в них цифровых персональных помощников, интернет вещей и умные технологии, растет беспокойство, что с помощью полученных данных они повысят свое конкурентное преимущество и влияние на рынке. В результате их прибыль увеличится за наш счет.

Утрата доверия. Рыночная экономика опирается на доверие. Чтобы онлайн-рынки приносили пользу, люди должны доверять компаниям и тому, как они используют персональные данные. Но по мере развития технологий и увеличения объема предоставляемой нами личной информации мы все лучше понимаем, что влиятельные организации используют ее для своей, а не нашей выгоды. Когда монополии снижают уровень защиты конфиденциальности данных ниже конкурентного уровня, некоторые потребители, как отмечает Антимонопольная служба Великобритании, предпочитают «не делиться данными, ограничивать количество предоставляемой информации или даже предоставлять ложные данные». Потребители могут воздерживаться от услуг технологических компаний, которыми воспользовались бы в условиях здоровой конкуренции. Это пример того, что экономисты называют общественными издержками монополии. Иначе говоря, с утратой доверия ухудшается общее благосостояние общества.

Значительные затраты третьих сторон. Информационная монополия, под контролем которой находится та или иная ключевая платформа, например, мобильная операционная система, может легко устранить конкурентов следующими способами:

Подталкивать пользователей и рекламодателей к приобретению собственных продуктов и услуг в ущерб фирмам-конкурентам, которые пользуются их платформой (и вопреки желаниям потребителей).

Снижать функциональность независимых приложений.

Уменьшать трафик независимых приложений, занижая их позицию в поисковой выдаче и магазине приложений.

Информационные монополии могут также причинять финансовый ущерб компаниям, стремящимся защитить нашу конфиденциальность. В написанной мной вместе с Ариэлем Эзрахи книге «Virtual Competition» мы, помимо прочего, рассказываем о том, как Google выкинула приложение «Disconnect», предназначенное для защиты персональных данных пользователей, из своего магазина Android-приложений.

Меньше инноваций на рынках, где доминируют монополии. Информационные монополисты могут тормозить инновационный процесс, используя инструмент, которого не было у монополий раньше. Мы с Алленом Грюнсом называем его «радаром для краткосрочных прогнозов». В нашей книге «Big Data and Competition Policy» мы описываем то, как преимущества при получении и анализе данных, которые есть у ряда платформ, позволяют им раньше других распознавать потребительские тренды. Монополии могут пользоваться этим преимуществом, чтобы понять, какие продукты или услуги набирают популярность, и с помощью своего «радара» уничтожать эти зачатки конкуренции.

Социальные и моральные проблемы. Антимонопольные органы не раз беспокоились о том, как монополии могут препятствовать индивидуальной автономии граждан. Информационные монополии тоже вредят индивидуальной автономии. Они могут определять (и ограничивать) возможности, которые доступны стартапам, пользующимся их суперплатформой. Это влияет на работу сторонних продавцов, пользующихся платформой Amazon для поиска потребителей, газеты и журналисты, которые используют Facebook и Google, чтобы привлекать более молодых читателей, а также, как говорится в деле, возбужденном Европейской комиссией против Google, компании, чей трафик зависит от механизмов этого поисковика.

Но вопрос автономии касается не только разработчиков приложений, продавцов, журналистов, музыкантов, писателей, фотографов и художников, которые полагаются на информационные монополии, чтобы установить контакт с пользователями. Речь идет об автономии каждого. В январе хедж-фонд Jana Partners совместно с пенсионным фондом учителей штата Калифорния потребовал от компании Apple прилагать больше усилий к устранению отрицательного влияния ее устройств на детей. Как заметил журнал The Economist, «у вас проблемы, если компания с Уолл-стрит рассказывает вам о морали». Общественность беспокоит, что продукты технологических монополистов разработаны специально, чтобы вызывать привыкание, и лишают людей способности делать свободный выбор.

Отметим интересный контраргумент, касающийся взаимодействия монополий и конкуренции. С одной стороны, на монополизированных рынках у потребителей меньше выбор, поэтому, возможно, у компаний есть меньшая необходимость вызывать у них привыкание. С другой стороны, монополисты вроде Facebook и Google, даже не имея сильных конкурентов, могут повысить свою прибыль, увеличив время нашего взаимодействия с их продуктами. Это может служить стимулом для информационных монополий использовать особенности человеческого поведения и слабую силу воли, чтобы вызывать привыкание пользователей — будь то просмотр роликов на YouTube или публикация фотографий в Instagram.

Политические проблемы. Экономическое влияние часто переходит в политическое. В отличие от монополий доцифровой эпохи, информационные монополии, учитывая формат их взаимодействия с людьми, обладают более мощным инструментом: способностью влиять на общественное мнение и представления о правильном и неправильном.

Многие получают сегодня новости через соцмедиа. Однако соцмедиа не просто пассивно передают новости. Технологические компании могут влиять на наши мысли и чувства. Например, компания Facebook в рамках исследования «заразительности эмоций» манипулировала чувствами 689 003 пользователей, внося изменения в их новостную ленту. Другие подобные риски включают:

— Предвзятость. Фильтруя информацию, получаемую нами на основе наших предпочтений, монополии могут ограничивать количество мнений, которые мы получаем, что ведет к возникновению так называемых «эхо-камер» и «информационных пузырей».

— Цензура. Монополии могут с помощью своих платформ контролировать или блокировать контент, получаемый пользователями, и осуществлять цензуру политической или религиозной информации.

— Манипуляции. Монополии могут продвигать истории, рекламирующие их деловые или политические интересы, но не соответствующие интересам пользователей.

Ограничение влияния информационных монополий

При более подробном рассмотрении может оказаться, что информационные монополии более опасны, чем обычные монополии. Они могут влиять не только на наши кошельки, но и на частную жизнь, автономность, демократию и благосостояние.

Совсем не обязательно, что рынки, где доминируют эти компании, скорректируются самостоятельно. Сетевой эффект, высокие затраты на смену поставщика услуг для потребителей (учитывая невозможность переноса данных и отсутствие у пользователей прав на свою информацию) и слабая защита конфиденциальности помогает монополиям сохранять свое доминирующее положение.

К счастью, на помощь может прийти международный антимонопольный контроль. Администрация Рональда Рейгана в свете популярных в те времена идей Чикагской школы экономики скептически относилась к волнениям, связанным с монополиями. Верховный суд, опираясь на неверную экономическую аргументацию, постановил, что монопольные цены являются «важным элементом свободного рынка». С подъемом прогрессивной антимонопольной Новой Брандейской школы маятник качнулся в обратную сторону. В ситуации роста информационных монополий эти перемены не могут не радовать.

Тем не менее, хотя глобальный контроль соблюдения антимонопольного законодательства является необходимым инструментом сдерживания, одного его недостаточно. Антимонопольные органы должны координировать свои действия с органами защиты потребителей, чтобы обеспечить необходимые условия для эффективной конкуренции за конфиденциальность и инклюзивность экономики.

Об авторе. Морис Стаки — сооснователь Konkurrenz Group, профессор юриспруденции в университете Теннеси.

Новая модель трансфера технологий: первые итоги исследований

Новая модель трансфера технологий: первые итоги исследований

В рамках инициативы Российской венчурной компании создается новая модель трансфера технологий, которая будет использоваться в российских университетах и научных центрах. Это крайне важная работа, поскольку отсутствие эффективных механизмов траснфера является одним из основных барьеров на пути инновационного развития России. На первом этапе реализации инициативы специалисты бизнес-инкубатора «Ингрия» изучили мнения основных участников трансфера технологий в России и за рубежом.

Трансфер технологий является основной формой продвижения инноваций от этапа разработки до коммерческой реализации. В это понятие входят всевозможные способы превращения идеи в коммерческий продукт: передача патентов, техдокументации, обмен научными разработками, создание совместных предприятий и т.д. В ходе своего исследования, специалисты «Ингрии» выявили барьеры на пути трансфера технологий в России, примеры успешных кейсов трансфера в российских вузах, изучили реальный опыт разработки и внедрения технологий. В результате стали более понятными проблемы трансфера технологий в России и перспективные направления его модернизации.

Барьеры для трансфера

Одним из основных барьеров на пути трансфера технологий многие эксперты считают отсутствие спроса на инновации со стороны бизнеса, особенно государственных компаний и крупных монополий, которые не сталкиваются с серьезной конкуренцией. Например, по словам экспертов из Университета ИТМО, прибыльные компании, прежде всего из нефтегазового сектора и энергетики, на вопрос о требуемых инновационных разработках зачастую отвечают, что в настоящее время все работает хорошо, никаких проблем нет и инновации им не нужны.

Сравнение результатов исследований за 2012 и 2014 г. показывают, что ситуация мало изменилась. Связано это тем, что в сфере государственных монополий компании не сталкиваются друг с другом в жесткой конкурентной борьбе, их целью не становится более эффективное расходование ресурсов. Таким образом главные потребители НИОКР и новых технологических решений продолжают поддерживаться государством и не нуждаются в дополнительных инструментах повышения конкурентоспособности.

Есть и другие проблемы российского трансфера технологий, в частности — излишняя централизация в принятия решений внутри корпораций и холдингов, что негативно отражается на сотрудничестве с местными вузами. Также существуют проблемы с оформлением интеллектуальной собственности, нежеланием вузов заниматься мелкими проблемами промышленности, недостаточный опыт ученых в презентации своих разработок.

Как отмечает заместитель генерального директора — директор проектного офиса, член правления РВК Евгений Кузнецов, сложившаяся в России университетская система имеет ряд существенных врожденных недостатков.

«В мировой практике наиболее успешные университеты совмещают в своем кампусе научные, инженерные, гуманитарные, медицинские, бизнес школы и факультеты. В итоге возникает комплекс компетенций, которые можно использовать для реализации проектов любой сложности. Это ценится мировыми компаниями и создает богатую среду для предпринимательства, — рассказывает Евгений Кузнецов. — В России сильные инженерные компетенции не подкреплены бизнес-навыками, научным школам не хватает инженерных, практически нигде нет инкорпорированных медицинских школ, где можно делать клинику или исследования. Как в такой ситуации могут развиваться, к примеру, столь актуальные сейчас цифровые технологии в медицине или нейроинтерфейсы? Кроме того, процессу трансфера не хватает техноброкеров, которые призваны помогать созданию альянсов между корпорациями и университетами».

Затрудняет взаимодействие с промышленностью отсутствие во многих вузах специальных служб, которые осуществляют мониторинг потребностей, оценку возможностей, планирование исследований и внедрение результатов. В результате, потенциальные заказчики имеют отрывочные сведения о научно-производственных возможностях вузов и практически не осведомлены о конкурентных разработках подразделений. Более того, сами университетские подразделения не знают тематику и характер деятельности своих коллег. Как следствие, поток заказов обеспечивают ректоры и проректоры, и если руководители предприятия лично не знакомы с профессорами на кафедрах, то «пробиться» в вуз бизнесу крайне сложно.

Директор технопарка «Политехнический» (СПбГПУ) Сергей Салкуцан подчеркнул, что выполнить комплексные проекты в отдельных лабораториях довольно сложно: «Руководителю некого проекта понятна его часть задачи, а реализация других технологий ему не очень интересна, соответственно он их не продвигает. Нужны интегральные структуры, которые будут искать крупные заказы, проекты, и уже под них подыскивать исполнителей».

Но вместе с тем в последнее время вузы активно развивают исследовательскую и инновационную базу, а не только готовят кадры, как это было в советские времена. Именно здесь исследователям приходится доказывать полезность своих разработок, их востребованность в промышленности. Однако, по мнению исследователей, эти позитивные изменения могут исчезнуть из-за того, что акцент государственной политики вновь сместился к чистой «науке». В рамках госпрограммы повышения конкурентоспособности 5/100 основное внимание уделяется публикациям мирового уровня. По словам некоторых экспертов, с введением программы 5/100 ситуация только ухудшилась, поскольку теперь у ученых нет никакого интереса к коммерциализации — они нацелены на написание публикаций.

Новые модели

Пути решения всех вышеперечисленных проблем и новые механизмы трансфера технологий обсуждают исследователи из «Ингрии», эксперты из различных отраслей и участники специализированных мероприятий, таких как рапид-форсайт по трансферу технологий, который прошел 18 ноября 2014 г. в рамках фестиваля молодежных инноваций «Иннофест». Работа пока на начальной стадии, но уже видны путы решения некоторых самых актуальных проблем.

Одна из проблем состоит в том, что региональных вузах много интересных разработок, которые не находят выхода на потенциального заказчика и имеют мало шансов на коммерциализацию. Университет ИТМО предлагает вариант локального решения данной проблемы с помощью реализации модель «инновационного хаба». В этой модели столичные университеты с развитой инновационной экосистемой становятся связующим звеном между региональными проектами и потенциальными инвесторами, менторами и партнерами. Такая модель имеет ряд преимуществ, но может столкнуться с сопротивлением региональных вузов, которые попадают в роль обучаемых. К тому же открытым остается вопрос разделения прав на интеллектуальную собственность между разработчиками, региональным и столичным вузами.

Положительно сказывается на развитии инновационной экосистемы создание кластеров на базе вузов. Такие кластеры находятся в структуре университета, но обладают некоторой долей автономии и берут на себя роль посредника между администрацией вуза, заказчиками и разработчиками, работающими внутри кластера. В качестве примера такого кластера можно привести БФК «Северный», созданный в Московском физико-техническом институте (МФТИ). В рамках биофармацевтического кластера «Северный» успешно работают корпоративные лаборатории, которые проводят исследования и разработки в интересах биотех компаний.

Еще одно перспективное направление совершенствования механизмов трансфера — это кооперация на независимых площадках. Она в некоторой степени решает известную проблему конкуренции за инвестиции между отдельными профессорами, вузами и научными центрами.

Примером такой площадки является проект DemolaSPb, призванный стать средой для совместного творчества студентов, сотрудников компаний и университетов. DemolaSPb стартовал в октябре 2014 г. в Санкт-Петербурге и в настоящее время объединяет студентов 14 вузов, работающими над 17 кейсами, предложенными компаниями.

Решение проблемы малых инновационных предприятий при вузах, которые обычно не приносят доход или перерегистрируют прибыльный бизнес на свое юридическое лицо, эксперты из венчурных фондов видят в снижении доли вуза в МИП-е до не более 5% акций и ограничении участия вуза в управлении компанией. Сегодня вуз, имея в МИП неразмываемую долю в 33%, отталкивает от компании потенциальных инвесторов. Получается, что сколько бы инвестор не вкладывал в проект, вуз все равно остается держателем неизменного процента акций, в то время как доля самих инвесторов и разработчиков уменьшается. В итоге последние стараются получать прибыли и работать с инвесторами в рамках нового юридического лица.

Поощрение и коммерциализация

Изучение инновационного рынка пока находится в начальной стадии, но авторы исследования уже подготовили ряд рекомендаций для вузов. Проведенное исследование показывает, что в целом в вузах научились более или менее эффективно справляться с функцией административной поддержки профессоров и заведующих лабораторий и попутно закрывать отчетные показатели, но пока не очень преуспели в вопросах коммерциализации.

Для решения наиболее актуальных проблем предлагается включить в перечень видов деятельности вуза коммерциализацию технологий, а также построить отчетность вуза в плане трансфера технологий вокруг результатов реальной коммерциализации технологий (годовая выручка компаний при вузе, выработка на одного сотрудника в год, количество занятых в компании сотрудников). Также необходимо создать механизм поощрения сотрудников вуза, связанный с объемом привлеченных внебюджетных средств, и увеличить количество контактов сотрудников с представителями центров трансфера.

Директор по правовым вопросам компании «Транзас» Константин Окунев отмечает, что сейчас именно бизнес вынужден подстраиваться под стандарты образования и «мутировать» в несвойственные для себя формы.

«Приведу простой пример: чтобы сотрудничать с вузами и участвовать в разного рода программах, нам пришлось включить в устав компании такой вид деятельности, как научные исследования и разработки, хотя мы не научная организация, — рассказывает Константин Окунев. — Следует напротив приближать деятельность вузов к практике бизнеса, чтобы у бюджетных учреждений в уставе была указана возможность заниматься коммерциализацией разработок».

Что касается изменений в практике работы центров трансфера в вузах и научных центров, то их сотрудники должны включить в свой список компетенций навыки работы с разработчиками, понимание сути научного процесса и т.д. Также в лицензионные договоры необходимо включать постпродажное обслуживание и доработку решения под конкретные технологические процессы покупателя.

Михаил Левкевич

Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы первыми быть в курсе новостей венчурного рынка и технологий!

цифровых монополий: разделение пирога больших данных в России — Московский центр Карнеги

Компании, близкие к Кремлю, создают монополию на данные в России. Хотя рынок данных еще не сформировался, президентскими решениями он уже превратился в монополию. Конкуренция отходит на второй план по отношению к вопросам государственной важности.

Цифровая экономика превратилась из модной темы в вопрос государственной важности, породив приоритетные проекты и правительственные комиссии.Таким образом, он получит существенное финансирование: почти 1,1 процента ВВП только из федерального бюджета, плюс примерно столько же от деловых кругов. Эти приготовления говорят о том, что руководство страны не только хочет создать в России гигантский новый рынок данных, но и поделить его между узким кругом предпринимателей и госкапиталистов, близких к Кремлю.

Еще в 2016 году российские власти успешно реализовали пилотный проект по электронной маркировке шуб для отслеживания их производства и импорта.Нововведение помогло снизить количество контрафактной продукции и принесло в бюджет 500 млн рублей. Следующими помеченными товарами должны были стать лекарства и табачные изделия, и к 2024 году планировалось расширить программу, включив в нее все товары.

Осенью 2017 года премьер-министр Дмитрий Медведев объявил, что президент Владимир Путин решил передать прибыльный проект по маркировке одному оператору, минуя любые торги. Проект был передан Федеральной налоговой службой компании CRPT, которая на 50 процентов принадлежит USM Holdings Алишера Усманова, а госкорпорация Ростех и Александр Галицкий из Almaz Capital Partners владеют по 25 процентов каждая.Сбербанк также проявил интерес к маркировке, но был вежливо проинформирован о том, что ниша уже занята.

Цифровая система тегов позволяет отслеживать весь путь продукта от производителя до потребителя. Усманов, глава Ростеха Сергей Чемезов и их партнеры потратят на проект более 200 млрд рублей. Помимо заработка 50 копеек (пол рубля) за каждую отмеченную позицию, операционная компания будет иметь эксклюзивный доступ к информации обо всех отраслевых рынках России и всех товарных потоках.Это создает еще одну проблему в дополнение к вопросам о справедливости процесса неконкурентного отбора. Кто будет владельцем всех этих данных и как они будут использоваться?

Другая цифровая инициатива, электронная система сбора платежей с тяжелых грузовиков Platon, вызвала массовые протесты дальнобойщиков. Оператор Платона, компания «РТ-Инвест Транспортные Системы», также не принимала участия в торгах. Путин просто решил, что компания получит контракт о взимании платы за проезд.РТ-Инвест, входящий в Ростех, владеет 50 процентами компании, еще 23,5 процента принадлежит Игорю Ротенбергу, сыну близкого друга Путина Аркадия Ротенберга.

Амбиции компании выходят далеко за рамки взимания платы за проезд: она предусматривает создание огромной цифровой платформы, которая объединит перевозчиков, страховщиков, банки, РЖД, складских и логистических операторов. Ожидается, что участники рынка будут использовать платформу для согласования контрактов, отправки платежей и многого другого.

Иными словами, все данные о транспорте и платежах должны быть сосредоточены в руках бизнес-структур, близких к семье Ротенбергов (брат Аркадия Борис также считается близким другом президента). Пока это всего лишь предложение, но оно может стать реальностью одним росчерком пера президента. Участники рынка не имеют права голоса в том, что должно произойти, и должны будут сотрудничать в соответствии с указаниями.

Тем временем глава энергохолдинга «Интер РАО» Борис Ковальчук пытается убедить Путина в том, что без участия его компании будет невозможно провести модернизацию национальной коммунальной информационной системы.Единая система содержит всю доступную информацию о жилищном фонде России, затратах и ​​услугах по эксплуатации зданий, поставщиках коммунальных услуг, должниках и так далее.

Президент одобрил это партнерство. Детали еще не разглашаются, но они, вероятно, отражают схему Платона. Дочерняя компания Интер РАО по цифровым технологиям, Интер РАО ЕИРЦ, могла собирать комиссию со всех коммунальных платежей.

Это всего лишь несколько ярких примеров того, как компании, близкие к президенту, создают монополии на услуги передачи данных в России.Хотя рынок данных еще не сформировался, президентскими решениями он уже превратился в монополию. Конкуренция отходит на второй план по отношению к вопросам государственной важности.

Интеграция цифровых систем в сектор национальной безопасности также предоставляет многочисленные возможности. Михаил Осеевский, глава государственного «Ростелекома», считает, что почти 40 тысяч российских федеральных служащих — или, по крайней мере, их руководство — должны будут использовать смартфоны отечественного производства, работающие на операционной системе Sailfish, что обойдется государству в 160 миллиардов рублей.

В марте совет директоров «Ростелекома» одобрил покупку 75% акций компаний Open Mobile Platform и Votron, разрабатывающих Sailfish. Пока что на Sailfish работает только один серийный смартфон, а приложения для этой операционной системы еще не разработаны. Это недоделанный проект, и никому из ответственных министров он не нравится. Они не хотят обсуждать предложение и всегда смотрят вверх, когда говорят о нем, по существу указывая на место, где было принято решение.

Ростелеком также готов профинансировать подключение практически каждой российской школы к широкополосному Интернету в обмен на данные об образовании учащихся, в то время как государственная корпорация по атомной энергии «Росатом» рассматривает возможность участия в медицинских проектах в обмен на медицинские данные. Дочерняя ИТ-компания Ростеха — Национальный центр информатизации — на шаг впереди: она уже некоторое время успешно работает в этой сфере.

Вопрос о регулировании доступа к данным пользователей пока вызывает довольно ограниченное обсуждение.Российское государство явно не против делиться информацией о себе с капиталистами, связанными с государством. Портфель проектов, которые могут быть вынуждены финансировать определенные компании за счет сверхприбылей, включает «хранение государственных документов» стоимостью 7 млрд рублей, «создание навигационно-телематической платформы для больших автоданных» (1,5 млрд рублей) и « создание цифровой площадки для автомобильных аукционов »(почти 50 млрд руб.).

Правительство согласилось субсидировать процентные ставки по этим и другим подобным проектам и обещает создать необходимые правила.В обмен на инвестиции в эти проекты предприятия, скорее всего, получат доступ к информации, которая затем будет превращена в наличные в новом цифровом мире.

Многопрофильные компании, такие как «Мегафон» Усманова и Mail.ru, лоббируют поправки к закону о личной информации. Предлагаемые изменения упростят получение согласия на обработку персональных данных, что позволит компаниям лучше ориентироваться на интересы пользователей. После получения первоначального согласия на обработку данных компания сможет беспрепятственно передавать данные другим компаниям, а это означает, что пользователи могут потерять контроль над своими данными в результате многократной передачи.

Рынок передачи данных также существует в Соединенных Штатах, но руководители таких гигантов, как Twitter, AT&T, Alphabet и Amazon, обязаны сообщать в Сенат о своих мерах по защите личных данных. В ЕС вступивший в силу в мае этого года Общий регламент по защите данных (GDPR) полностью блокирует передачу пользовательских данных. В России судьба рынка данных зависит от аппетитов компаний и этики государственных чиновников. Трудно представить, чтобы Усманов и Чемезов докладывали в Думе о своих усилиях по защите пользовательских данных.

В России интересы государства всегда важнее всего. Большой вопрос в том, можно ли отличить эти интересы от интересов капитанов государственно-частного партнерства. Отрасли, которые существуют только на бумаге или еще не существуют (в России до сих пор нет законодательства, регулирующего большие данные), передаются в надежные руки по индивидуальным решениям руководства страны. Другими словами, сначала компании, близкие к Кремлю, получат доступ к личным данным и информации о потоках товаров, а затем поделятся этими данными с государством.

Автор:

Влияние монополий на развитие малого бизнеса в России

Автор

Включено в список:
  • Л. А. Мирин
  • Коростышевская Е.М.
  • Н.С. Рагимова

Abstract

Введение экономических санкций в отношении России со стороны других стран привело к повышению процентных ставок, уменьшению оборотного капитала малых и средних предприятий (МСП) и привело к восстановлению государственных компаний во многих секторах экономики. .Тем не менее, Российская Федерация продолжает прилагать усилия по развитию рыночной экономики, основанной на открытой конкуренции. В данной статье рассматривается текущая ситуация с МСП в России с точки зрения рыночной конкуренции и влияния монополий на этот процесс. Анализируются узкие места во взаимодействии монополий с МСП. Например, провода и трубопроводы, необходимые для распределения энергии, тепла и электричества на больших географических территориях, являются естественными монополиями: только одна компания может эффективно предоставлять каждую услугу в данном районе.Компании, контролирующие эти естественные монополии, могут получать от малого бизнеса платежи, намного превышающие затраты. Таким и другими способами монополии могут доминировать в российской экономике и ограничивать конкуренцию со стороны МСП.

Рекомендуемая ссылка

  • Л. А. Мирин, Е. М. Коростышевская, Н. С. Рагимова, 2019. « Влияние монополий на развитие малого бизнеса в России », Американский журнал экономики и социологии, Wiley Blackwell, vol.78 (5), страницы 1201-1228, ноябрь.
  • Обозначение: RePEc: bla: ajecsc: v: 78: y: 2019: i: 5: p: 1201-1228
    DOI: 10.1111 / ajes.12303

    Скачать полный текст от издателя

    Исправления

    Все материалы на этом сайте предоставлены соответствующими издателями и авторами. Вы можете помочь исправить ошибки и упущения. При запросе исправления укажите дескриптор этого элемента: RePEc: bla: ajecsc: v: 78: y: 2019: i: 5: p: 1201-1228 .См. Общую информацию о том, как исправить материал в RePEc.

    По техническим вопросам, касающимся этого элемента, или для исправления его авторов, заголовка, аннотации, библиографической информации или информации для загрузки, обращайтесь:. Общие контактные данные провайдера: http://www.blackwellpublishing.com/journal.asp?ref=0002-9246 .

    Если вы создали этот элемент и еще не зарегистрированы в RePEc, мы рекомендуем вам сделать это здесь. Это позволяет привязать ваш профиль к этому элементу.Это также позволяет вам принимать потенциальные ссылки на этот элемент, в отношении которых мы не уверены.

    У нас нет библиографических ссылок на этот товар. Вы можете помочь добавить их, используя эту форму .

    Если вам известно об отсутствующих элементах, цитирующих этот элемент, вы можете помочь нам создать эти ссылки, добавив соответствующие ссылки таким же образом, как указано выше, для каждого ссылочного элемента. Если вы являетесь зарегистрированным автором этого элемента, вы также можете проверить вкладку «Цитаты» в своем профиле RePEc Author Service, поскольку там могут быть некоторые цитаты, ожидающие подтверждения.

    По техническим вопросам, касающимся этого элемента, или для исправления его авторов, заголовка, аннотации, библиографической информации или информации для загрузки, обращайтесь: Wiley Content Delivery (адрес электронной почты указан ниже). Общие контактные данные провайдера: http://www.blackwellpublishing.com/journal.asp?ref=0002-9246 .

    Обратите внимание, что исправления могут занять пару недель, чтобы отфильтровать различные сервисы RePEc.

    % PDF-1.2 % 706 0 объект > эндобдж xref 706 56 0000000016 00000 н. 0000001471 00000 н. 0000001650 00000 н. 0000001721 00000 н. 0000001778 00000 н. 0000001843 00000 н. 0000001908 00000 н. 0000001973 00000 н. 0000002039 00000 н. 0000003504 00000 н. 0000003665 00000 н. 0000003732 00000 н. 0000003941 00000 н. 0000004037 00000 н. 0000004153 00000 п. 0000004260 00000 н. 0000004413 00000 н. 0000004523 00000 н. 0000004596 00000 н. 0000004772 00000 н. 0000004947 00000 н. 0000005064 00000 н. 0000005208 00000 н. 0000005331 00000 п. 0000005533 00000 п. 0000005699 00000 н. 0000005827 00000 н. 0000005937 00000 н. 0000006075 00000 н. 0000006188 00000 п. 0000006286 00000 н. 0000006395 00000 н. 0000006534 00000 н. 0000006634 00000 н. 0000006735 00000 н. 0000006906 00000 н. 0000007054 00000 н. 0000007174 00000 н. 0000007304 00000 н. 0000007483 00000 н. 0000007551 00000 п. 0000007661 00000 н. 0000007705 00000 н. 0000007810 00000 п. 0000008055 00000 н. 0000008094 00000 н. 0000008963 00000 н. 0000009070 00000 н. 0000009475 00000 н. 0000015273 00000 п. 0000015767 00000 п. 0000016526 00000 п. 0000017043 00000 п. 0000017119 00000 п. 0000002105 00000 н. 0000003481 00000 п. трейлер ] >> startxref 0 %% EOF 707 0 объект > эндобдж 708 0 объект [ 709 0 Прав 710 0 Прав 711 0 Прав 712 0 Прав 713 0 Прав 714 0 Прав ] эндобдж 709 0 объект > / Ж 222 0 Р >> эндобдж 710 0 объект > / Ж 12 0 Р >> эндобдж 711 0 объект > / Ж 19 0 Р >> эндобдж 712 0 объект > / Ж 74 0 Р >> эндобдж 713 0 объект > / Ж 111 0 Р >> эндобдж 714 0 объект > / F 136 0 R >> эндобдж 760 0 объект > транслировать Hc«f`d`c«bg @

    Являются ли Facebook и Google монополиями?

    Технологические компании становятся больше и получают большее влияние.Это плохо?

    Возможно, вы видели новости о возможной реакции правительства на крупные онлайн-платформы. Вы, вероятно, увидите больше.

    руководителей Facebook, Google и Twitter недавно дали показания перед Конгрессом о том, как их платформы использовались Россией во время прошлогодних президентских выборов.

    Но облако над этими компаниями выходит далеко за пределы России. По мере того как технологические гиганты все больше доминируют в отраслях, многие в СМИ и в Вашингтоне начинают выражать озабоченность по поводу растущей концентрации власти в Кремниевой долине.Понять, что должно делать правительство, непросто.

    Столетие назад правительство разрушило крупные нефтяные и железнодорожные монополии. Могут ли технологические компании постигнуть та же участь?

    Мы поговорили с Abraham Wickelgren , профессором столетия Бернарда Дж. Уорда в Школе права, который специализируется на антимонопольном праве и экономике, чтобы помочь понять, чему эти дела учат нас о таких понятиях, как конкуренция и рыночная власть.

    AW: Основная предпосылка антимонопольного законодательства заключается в том, что конкуренция между компаниями полезна для потребителей и нашей экономики.Конкуренция ведет к снижению цен и к тому, что потребители больше всего хотят видеть. Конкурентный рынок также обычно создает наиболее эффективные рыночные структуры.

    AW: В США в отношении крупных компаний, таких как Facebook и Google, иногда проводят расследования, чтобы выяснить, достигли ли они доминирования на рынке за счет разработки превосходного продукта или просто за счет того, что были первыми (что НЕ нарушает антимонопольное законодательство), а не за счет усложнения работы конкурентов. производить или продавать свой продукт (что нарушает антимонопольное законодательство).

    «В США монопольная власть сама по себе не является незаконной». — Авраам Викельгрен

    AW: В США само по себе монопольное положение не является незаконным, когда одна компания контролирует рынок определенного товара. Противозаконно только пытаться получить или сохранить монопольную власть способом, исключающим или препятствующим конкурентам, и, таким образом, вреден для потребителей. Таким образом, будет ли это незаконным, будет зависеть от того, как Amazon добилась этого 99-процентного контроля.

    AW: Если говорить только об их отношениях со СМИ, я не думаю, что их действия нарушают антимонопольное законодательство. Наличие большинства на рынке не является незаконным. Если рекламодатели просто предпочитают размещать рекламу в Facebook и Google, а не на новостных веб-сайтах, они вольны делать это. Проблема заключается в использовании доминирующего положения на рынке для уменьшения конкуренции путем исключения или сотрудничества с конкурентами. Например, если бы Facebook и Google объединились и договорились о ценах, которые они будут взимать с рекламодателей, это будет незаконным установлением цен.Совершенно другой вопрос, сделали ли это Google или Facebook.

    «Владение контрольной долей на рынке не является незаконным. Если рекламодатели просто предпочитают размещать рекламу на Facebook и Google, а не на новостных веб-сайтах, они вольны делать это ». — Авраам Викельгрен

    AW: Да, но в данном случае маловероятно. Один из основных аргументов, используемых средствами массовой информации, заключается в том, что новости особенные, потому что они необходимы для демократии.Это не вопрос, который суд может рассматривать в антимонопольном деле, но Конгресс может принять решение об исключении поведения, которое в противном случае было бы незаконным в соответствии с антимонопольным законодательством. Хотя Конгресс иногда предоставлял антимонопольные льготы — ярким примером является Высшая лига бейсбола — они не делают этого легкомысленно. Если новостные организации не смогут доказать, что освобождение от антимонопольного законодательства каким-либо образом улучшило бы точность и доступность новостей для широкой публики, я сомневаюсь, что Конгресс предоставит такое исключение.


    Д-р Абрахам Л. Викельгрен — профессор, посвященный столетию Бернарда Дж. Уорда, на юридическом факультете Техасского университета. Он специализируется в области антимонопольного права и экономики. Он является соредактором American Law and Economics Review, входил в редакционные советы Journal of Industrial Economics и International Review of Law and Economics, а также бывший член совета директоров American Law and Economics. Ассоциация.

    В отчете

    House говорится о монопольной власти Apple, Amazon, Facebook, Google: NPR

    Генеральный директор Facebook Марк Цукерберг (слева направо), генеральный директор Google Сундар Пичаи, генеральный директор Apple Тим Кук и генеральный директор Amazon Джефф Безос были в центре внимания рыночной власти, которой обладают их гигантские компании. Бертран Гуай / AFP через Getty Images скрыть подпись

    переключить подпись Бертран Гуай / AFP через Getty Images

    Генеральный директор Facebook Марк Цукерберг (слева направо), генеральный директор Google Сундар Пичаи, генеральный директор Apple Тим Кук и генеральный директор Amazon Джефф Безос были в центре внимания рыночной власти, которой обладают их гигантские компании.

    Бертран Гуай / AFP через Getty Images

    Обновлено в 20:23 ET

    В обширном отчете, охватывающем 449 страниц, демократы из Палаты представителей излагают подробные доводы в пользу лишения Apple, Amazon, Facebook и Google власти, что сделало каждую из них доминирующей в своих областях.

    Четыре компании начинали как «бесполезные стартапы-неудачники», но теперь они являются монополиями, которые необходимо ограничивать и регулировать, говорится в отчете демократов об антимонопольной комиссии Судебного комитета Палаты представителей.

    «Эти четыре корпорации все чаще служат воротами торговли и коммуникаций в цифровую эпоху, и эта власть привратников дает им огромную возможность злоупотреблять этой властью», — сказал на брифинге для журналистов юрист демократического большинства подкомитета.

    Законодатели говорят, что Конгресс должен пересмотреть законы, которые позволили компаниям стать настолько могущественными. В частности, говорится в отчете, Конгрессу следует рассмотреть возможность принудительного «структурного разделения» компаний и усиления соблюдения существующих антимонопольных законов.

    Рекомендации, если они будут приняты, могут радикально изменить методы работы этих компаний. Они могут, например, запретить Amazon продавать свои собственные продукты на своем рынке, в прямой конкуренции с продавцами, которые зависят от платформы для охвата клиентов. Google может быть запрещено использовать данные, которые операционная система Android собирает о пользователях и других приложениях, для улучшения своих продуктов. Теоретически Facebook может быть запрещено приобретать другого конкурента из-за опасений по поводу того, как он покупал конкурентов, включая Instagram и WhatsApp.

    В то время как расследование проводилось обеими партиями подкомитетом, окончательный отчет был принят партийным отделом по его рекомендациям. Авторы отчета — сотрудники демократического большинства, и до сих пор ни один республиканец не поддержал его публично.

    Член палаты представителей Джим Джордан из штата Огайо, высокопоставленный республиканец в Судебном комитете, поспешил отклонить отчет.

    «Крупные технологии стремятся заполучить консерваторов», — сказал он в своем заявлении, повторяя частое, но ничем не подтвержденное заявление консерваторов.«К сожалению, в партийном отчете демократов игнорируется эта фундаментальная проблема и возможные решения, а вместо этого выдвигаются радикальные предложения, которые изменили бы антимонопольный закон в видении крайне левых».

    Конгрессмен Кен Бак, штат Колорадо, опубликовал свои собственные предложения по использованию мощи технологий, заявив, что он не поддерживает рекомендации отчета. Но он сказал, что согласен с тем, что Big Tech стал слишком большим и будет работать с демократическим руководством подкомитета, чтобы найти решения.

    «Унция профилактики стоит фунта лечения. Я бы предпочел целенаправленное применение антимонопольного законодательства, а не обременительное и обременительное регулирование, которое убивает отраслевые инновации», — говорится в заявлении Бак.

    Демократы говорят, что они ожидают, что подкомитет проголосует по отчету после перерыва в работе палаты представителей.

    Отчет является кульминацией 16-месячного расследования некоторых из самых ценных и влиятельных компаний в мире. Несмотря на неопределенное политическое будущее и широкие рекомендации, отчет представляет собой новую и достаточно полную общедоступную базу данных с доказательствами и внутренними документами, которые проливают свет на давнюю критику больших технологий.

    Один юрист антимонопольного комитета сказал, что одним из самых ярких открытий стал страх, выражаемый компаниями из списка Fortune 500 в отношениях с технологическими гигантами, которые чувствуют себя зависимыми от их прихотей.

    Технологические компании сталкиваются с другими расследованиями со стороны федеральных регулирующих органов, генеральных прокуроров штата и европейских властей.

    Вот основные утверждения отчета о каждой компании:

    Amazon

    В отчете прямо говорится, что «Amazon является доминирующим онлайн-рынком», и это свидетельство «демонстрирует, что Amazon действует как привратник для электронной коммерции.

    Следователи подробно описывают сложные отношения Amazon с другими продавцами на платформе, которые, по их словам, «живут в страхе перед компанией» и которые Amazon называет «внутренними конкурентами».

    В нем продавцы описываются как «эксплуатируемые» доминированием компании. : не разрешено напрямую связываться с покупателями, часто ограничены их возможности продавать на других платформах, они сталкиваются с «силовой тактикой на переговорах» и получают либо «ужасный уровень обслуживания клиентов», либо более качественное обслуживание за определенную плату.

    Авторы также пишут, что Amazon получает прибыль от идей и продуктов, разработанных другими, будь то продавцы на своей платформе, стартапы, которые он рассматривает для покупки, или даже разработчики облачного программного обеспечения с открытым исходным кодом.

    Amazon во вторник опубликовала сообщение в блоге, опровергающее «заблуждения … лежащие в основе регулятивных сплетен на антимонопольное законодательство». Без прямого упоминания отчета в сообщении говорится: «Для потребителей результатом будет меньше выбора и более высокие цены. Эти неосведомленные представления не только не увеличивают конкуренцию, но и уменьшают ее.«

    Apple

    В отчете говорится, что Apple оказывает« монопольную власть »на рынке магазинов мобильных приложений, отдавая предпочтение своим собственным приложениям и ставя в невыгодное положение конкурентов.

    Это доминирование вредит инновациям и увеличивает цены и выбор для потребителей, как выяснили исследователи House.

    Apple, вместе с Google в своем магазине Google Play, не оставляет разработчикам выбора для связи с потребителями, говорится в отчете, добавляя, что такая договоренность оставляет разработчиков на произвол судьбы «произвольного» соблюдения руководящих принципов Apple в отношении приложений.

    Отчет показал, что спорная комиссия в размере 30%, взимаемая Apple и Google, привела к росту цен для потребителей. Следователи говорят, что Apple получила миллиарды долларов прибыли от комиссионных, несмотря на то, что ее эксплуатация обходилась менее чем в 100 миллионов долларов.

    В заявлении Apple говорится, что «мы категорически не согласны» с выводами отчета.

    Apple, самая дорогая компания в мире, заявляет, что она не занимает доминирующего положения на рынке ни в одном из своих направлений бизнеса.

    «Конкуренция стимулирует инновации, и инновации всегда определяли нас в Apple», — заявили в компании. «Мы неустанно работаем над тем, чтобы предоставлять нашим клиентам лучшие продукты, в основе которых лежат безопасность и конфиденциальность, и мы продолжим делать это».

    Facebook

    В отчете цитируются слова генерального директора Facebook Марка Цукерберга и других топ-менеджеров, описывающих стратегию компании по покупке конкурентов. В одном внутреннем сообщении Цукерберг сказал, что Facebook «всегда может просто купить любые конкурентоспособные стартапы.«

    Facebook использовал данные для выявления возможных конкурентов, а затем« приобретал, копировал или убивал эти фирмы », — говорится в отчете. Монопольная власть Facebook« прочно закрепилась и вряд ли будет ослаблена конкурентным давлением », — установили исследователи. В отчете говорится, что недавние внутренние документы показывают, что Facebook теперь больше беспокоит конкуренция между своими собственными продуктами, такими как приложение для обмена фотографиями Instagram и его первоначальная одноименная сеть, чем внешние конкуренты. «ухудшилось» качество, что нанесло ущерб конфиденциальности пользователей и привело к «резкому росту дезинформации».«

    Facebook заявил в своем заявлении, что он« конкурирует с широким спектром сервисов, которые используют миллионы, даже миллиарды людей ». Он добавил, что когда дело доходит до Instagram и WhatsApp,« существует сильная конкурентная среда. на момент обоих приобретений и существует сегодня. Регулирующие органы тщательно проверяли каждую сделку и справедливо не видели причин для их прекращения в то время ».

    Google

    В отчете говорится, что Google обладает монополией на поисковую и поисковую рекламу, и ее доминирование защищено ее собственными данными и по всему миру он стал поисковой системой по умолчанию во многих браузерах и на разных устройствах.«Никакая альтернативная поисковая система не может заменить ее», — заявили следователи.

    Google сохранил свое доминирующее положение, подрывая конкурентов в поисковой сети и отдавая предпочтение собственному содержанию в результатах поиска, говорится в отчете.

    В отчете также показано, как все данные, которые Google собирает о своих пользователях и конкурентах, укрепляют его доминирование и позволяют зарабатывать еще больше денег на рекламе.

    «Объединяя эти службы вместе, Google все больше функционирует как экосистема взаимосвязанных монополий», — говорится в сообщении.

    В заявлении Google говорится, что он не согласен с отчетом, в котором говорится, что «содержатся устаревшие и неточные утверждения коммерческих конкурентов о поиске и других услугах». Компания заявила, что предлагаемые средства защиты «нанесут реальный вред потребителям, технологическому лидерству Америки и экономике США — и все без явной выгоды».

    Примечание редактора : Amazon, Apple, Google и Facebook входят в число недавних финансовых сторонников NPR.

    Европейский Союз и Российская Федерация

    Изменение климата и окружающая среда имеют огромное значение как для ЕС, так и для России.

    И ЕС, и Россия являются участниками Рамочной конвенции Организации Объединенных Наций об изменении климата (РКИК ООН). Парижское соглашение вступило в силу для них обоих (после того, как ЕС ратифицировал соглашение в октябре 2016 года, а Россия «приняла» его в сентябре 2019 года). Парижское соглашение является первым в истории универсальным, имеющим обязательную юридическую силу глобальным соглашением, направленным на предотвращение опасного изменения климата путем ограничения глобального потепления значительно ниже 2 ° C и продолжения усилий по его ограничению до 1,5 ° C.

    В ноябре 2019 года президент Путин подписал указ, в котором правительству поручено «обеспечить к 2030 году сокращение выбросов парниковых газов (ПГ) до 70 процентов по сравнению с уровнем 1990 года».Это стало «определяемым на национальном уровне вкладом» (НДК) России в рамках реализации Парижского соглашения.

    В декабре 2019 года Россия приняла национальный план адаптации к изменению климата до конца 2022 года. Более того, вскоре увидят свет долгосрочная стратегия низкоуглеродного развития и закон об ограничении выбросов парниковых газов. Закон вводит обязательную отчетность для крупнейших эмитентов парниковых газов.

    На долю России приходится 5% мировых выбросов парниковых газов, что делает ее пятой страной-источником выбросов в мире после Китая, США, ЕС и Индии.Уровни его выбросов на душу населения и интенсивность выбросов высоки. Хотя он является одним из крупнейших производителей газа, нефти и угля и все еще имеет низкие показатели энергоэффективности, он также является крупнейшей лесной страной в мире. Из-за того, что Россия является соседом ЕС, ее климатическая политика, помимо глобального воздействия, также оказывает прямое влияние на ЕС из-за риска утечки углерода и нарушения конкуренции в торговле энергоносителями и товарами.

    Россия может похвастаться огромными территориями, нетронутыми человеком, и владеет более 20% водных ресурсов и лесов Земли.Но хотя Россия обладает уникальными природными ресурсами, она также страдает от ряда экологических проблем, некоторые из которых являются наследием советского прошлого, некоторые вызваны недавним экономическим ростом с угрозами для биоразнообразия, обезлесения и незаконных рубок, воды, воздуха. загрязнение почвы — одно из самых серьезных. Учитывая его географическую близость, общие сухопутные и морские границы, многие из этих вопросов вызывают общую озабоченность и должны решаться совместно.

    Учитывая протяженные общие сухопутные и морские границы, взаимосвязанные биосистемы и общие риски, экологические проблемы можно и нужно решать вместе.Необходимость совместных действий с остальным международным сообществом еще более очевидна в области изменения климата и глобального потепления.

    Европейский Союз сотрудничает с Россией по вопросам изменения климата и окружающей среды в рамках многочисленных международных организаций, конвенций, органов и агентств ООН. РКИК ООН является одним из примеров международного форума, на котором ЕС и Россия активно сотрудничают в достижении глобальной цели предотвращения глобального потепления и его катастрофических последствий для человечества.

    На двусторонней основе Европейский Союз и Россия сотрудничают по экологическим вопросам с 1995 года. За последние два десятилетия ЕС оказал поддержку многочисленным проектам, направленным на улучшение экологических стандартов в России.

    В настоящее время ЕС направляет свою поддержку деятельности в области климата и окружающей среды через свои текущие партнерские инициативы — приграничное сотрудничество (ПС), Северное измерение (Северное измерение) и Стратегическое партнерство для выполнения Парижского соглашения. (СПИПА).

    В программах приграничного сотрудничества (ППС) охрана окружающей среды является одной из приоритетных тематических задач. Осуществляются семь наземных приграничных программ приграничного сотрудничества с участием России (Коларктик, Карелия, Юго-Восточная Финляндия-Россия, Эстония-Россия, Латвия-Россия, Литва-Россия и Польша-Россия). В программах особое внимание уделяется, в частности, модернизации систем отопления в школах и больницах, модернизации пунктов пересечения границы, пропаганде здорового образа жизни путем строительства развлекательных центров или реализации экологического просвещения, сотрудничеству в целях обеспечения чистой окружающей среды и эффективного управления природными ресурсами, сотрудничеству в целях повышения доступности регионы, продвижение инновационного потенциала, устойчивые модели транспорта и коммуникации.Тематические цели этих программ были совместно одобрены Сторонами в соответствии с национальными программами и стратегиями. Более того, Северо-Западные регионы России являются партнерами программы Interreg по Балтийскому морю, программы, которая поддерживает комплексное территориальное развитие и сотрудничество для создания более инновационного, доступного и устойчивого региона Балтийского моря. Программа софинансируется Европейским Союзом на основе соглашения между государствами-членами ЕС: Данией, Эстонией, Финляндией, Латвией, Литвой, Польшей, Швецией и северными частями Германии.8,8 млн евро было выделено из средств программы на деятельность по проектам в России и Беларуси. Поддержка этих программ CBC будет продолжена как Interreg NEXT (новое поколение программ CBC 2021-2027).

    Экологическое партнерство Северного измерения (ЭПСИ) — это ориентированная на результат инициатива в ответ на призывы международного сообщества, в частности России и Беларуси, к согласованным действиям для решения наиболее острых экологических проблем в регионе Северного измерения — обширной территории вокруг Баренцево и Балтийское моря.Цель ЭПСИ — помочь решить проблему загрязнения, вызванного плохой очисткой сточных вод, недостаточными мерами по энергоэффективности и неадекватным управлением муниципальными, сельскохозяйственными и ядерными отходами. Он включает проекты по очистке сточных вод в Санкт-Петербурге, Калининграде, Петрозаводске, Архангельске, Новгороде, Вологде, Сыктывкаре, Пскове, Гатчине, Выборге и Великом Новгороде, проекты восстановления централизованного теплоснабжения в Калининграде, Вологде и Гатчине, проект по управлению твердыми отходами в Петрозаводске. в Петрозаводске и проекты по сокращению выбросов черного углерода от местной выработки тепла и электроэнергии в Вологде.ЭПСИ также используется для приоритетных проектов в области ядерной безопасности, чтобы смягчить последствия эксплуатации атомных кораблей и подводных лодок северного флота России, которые находятся на разных стадиях вывода из эксплуатации. Общий объявленный размер фонда поддержки Северного измерения составляет 348,2 миллиона евро, при этом ЕС является крупнейшим вкладчиком в размере 84 миллионов евро.

    SPIPA — это многострановой проект, который способствует усилиям ЕС в области климатической дипломатии и сотрудничеству между ЕС и неевропейскими крупнейшими экономиками, включая Россию, для содействия выполнению Парижского соглашения.Для реагирования на изменение климата SPIPA сотрудничает с российскими экспертами в таких областях, как леса, энергоэффективность в зданиях и методологические аспекты моделирования декарбонизации.

    Как российские антимонопольные органы победили монополию Google

    Привет,

    Добро пожаловать в Big, информационный бюллетень о политике монополии. Если вы хотите зарегистрироваться, вы можете сделать это здесь. Или просто прочтите…

    Сегодня я собираюсь написать о том, что, на мой взгляд, является захватывающим примером того, как органы антимонопольного законодательства могут побеждать в самых неожиданных местах.Чтобы начать историю, я начну с некоторых общепринятых представлений о принуждении. Большинство людей в антимонопольном мире думают, что европейские антимонопольные агентства сильны и агрессивны, особенно в отношении крупных технологических гигантов, таких как Google, и что американские правоохранительные органы гораздо более слабые.

    Я попытаюсь перевернуть эту историю с ног на голову, не показывая, что американцы или европейцы применяют больше власти, а показывая, кто добивается результатов. И по этому показателю, если вам нужен конкурентный поисковый рынок, на котором Google сталкивается с конкуренцией, есть только одно место в мире, где его можно найти, и это не в Западной Европе или Америке.Это в России.

    Но сначала новости.

    Новости новостей

    Стратегия Netflix в отношении контента не работает, поэтому ожидайте еще большего падения акций (Marketwatch). Акции Netflix упали на 11%, поскольку его база подписчиков в США впервые сократилась. Ключевые поставщики контента — Disney, AT&T, CBS — извлекли уроки из монопольной игры Netflix и собираются сокрушить компанию, а затем воспроизвести ее модель, только с обязательным контентом. Медленная смерть Голливуда продолжается.

    Boeing 737 MAX Grounding перетекает в экономику, весит на ВВП (WSJ) Проблема с одним производителем аэрокосмической отрасли заключается в том, что у этой компании серьезные проблемы, как и у всей вашей отрасли. И когда эта отрасль является важной частью вашей экономики и вашего экспорта, что ж … она поражает всю страну в целом. Это также подрывает ценность теневой помощи Пентагоном на сумму более 100 миллиардов долларов для Boeing с помощью ненужного модернизированного ядерного арсенала. Мы получаем ядерные ракеты, которые нам не нужны, в обмен на то, что у нас нет более компетентных гражданских авиастроителей.

    Республиканские и демократические представители критикуют Весов Facebook (видео на Mashable) Все в Конгрессе ненавидели Весов Facebook. Это была глупая идея, плохо реализованная. Почему? Хорошо читайте дальше.

    Познакомьтесь с Морган Беллер, 26-летней женщиной, стоящей за планом Facebook по созданию собственной валюты (CNBC). Один из соавторов Libra — 26-летний мужчина с нулевым опытом работы в сфере финансов. Интересно, что будет дальше, подождите:

    Итак, позвольте мне поделиться своими мыслями, ХАХАХААХАХАХА, извините, я постараюсь, ХАХАХАХАХА.Неважно.

    DOJ: Антимонопольное решение в отношении Qualcomm может «поставить под угрозу безопасность нашей страны» (CNET). Я писал о главе Министерства юстиции Трампа Макане Делрахиме в первом выпуске Big. Он во многом похож на Трампа, раздает одолжения и не имеет четкого взгляда на закон. Qualcomm — его бывший клиент.

    А теперь.

    Как Россия победила монополию Google

    Это диаграмма российского поискового рынка. Заметили что-нибудь?

    Да, верно. На этом поисковом рынке есть конкурентов .Фактически, за пределами Китая есть только один рынок поисковых систем, на котором есть конкуренты Google, и это в России.

    В наши дни мы много слышим об антимонопольном законодательстве и, в частности, о крупных технологиях. Но почему мы не слышим об единственной в мире истории успеха? Не знаю, но предполагаю, что это социальное явление. Правоприменительным агентством была Федеральная антимонопольная служба России, и эта история вызывает большое замешательство у правоохранителей в Европе и Америке.Репортеры, силовики и необычные лауреаты не склонны доверять российскому правительству.

    В данном случае, однако, есть чему поучиться из того, что сделали русские. История конкурентного российского поискового рынка — это не только агрессивное и разумное применение антимонопольного законодательства. Это также связано с инновациями за пределами Калифорнии. Вот с чего я начну.

    Расцвет Яндекса

    На протяжении большей части периода холодной войны Кремниевая долина в США была ключевым центром инноваций, связанных с компьютерами.Это был не единственный центр, но он имел большое значение как в аппаратном, так и в программном обеспечении. Советский Союз также подготовил большое сообщество инженеров и ученых для ведения холодной войны, многие из которых были замечательными создателями программного обеспечения. Тетрис, например, изобрели в России. После распада Советского Союза некоторые из этих инженеров основали технологические компании.

    В 1990 году двое россиян основали компанию, которая впоследствии стала российским поисковым гигантом «Яндекс», который сейчас является пятой по величине поисковой компанией в мире и которая, как и Google, превратилась в технологический конгломерат.К середине 1990-х эти инженеры были экспертами в области поиска на русском языке. В 1997 году они запустили русскоязычную поисковую систему, а к 1998 году Яндекс (названный в честь «Еще один индекс») был в бизнесе контекстной рекламы. Яндекс выбрал бизнес-модель, аналогичную той, которую основанная в том же году компания Google также выбрала несколько лет спустя.

    В США Google был лучшей поисковой системой, чем его конкуренты (например, Infoseek и Altavista), и победил их, чтобы доминировать на рынке с лучшим опытом и более релевантными результатами.Google использовал более эффективный алгоритм для индексации сети, имел более быстрые серверы и начал добавлять пользовательские данные обратно в свои результаты поиска, чтобы сделать результаты более точными. Я помню, как впервые воспользовался поиском Google, это было похоже на волшебство. С остальными поисковыми системами вам приходилось просматривать множество результатов, тогда как Google просто помогал мне найти то, что я хотел.

    В 2000 году Google вывела свой поисковый продукт на мировой рынок, чтобы опередить потенциальных иностранных конкурентов, запустив его на десяти языках. К 2001 году у него был офис в Токио.Компания быстро завоевала мир быстрее, чем местные поисковые игроки смогли начать работу. Однако в России Google так и не удалось доминировать. Вместо этого Яндекс предложил конкурентоспособный поисковый продукт; он был не хуже гугла, но на русском языке.

    Google, тем не менее, пришел в Россию и преуспел. У двух поисковых систем были разные сильные стороны; Яндекс очень хорошо индексировал русский язык, обращался к пользователям во всех регионах России и имел меньший индекс. Google показал превосходные результаты по техническим вопросам в России, привлек внимание ИТ-специалистов и молодежи и был более популярен в больших городах.До 2012 года Яндекс занимал примерно 60% поискового рынка в России.

    Google делает свой ход на Яндексе

    Google завоевал рынок настольных поисковых систем по всему миру, но Яндекс имел большую (хотя и не подавляющую) долю в России. Но, как это часто бывает, наиболее уязвимое время для монополии, а также момент наибольших возможностей для нее, технологический переломный момент, когда возникает новая рыночная структура. С 2007 по 2014 год компьютерный мир перешел на мобильные устройства, и этот сдвиг стал переломным моментом.Например, в 2011 году Facebook был прибыльной социальной сетью без мобильной рекламы, сегодня компания получает примерно 90% своих доходов от мобильной рекламы, и она намного больше и мощнее. Для поиска изменение было столь же критичным: люди будут искать на своих телефонах столько же или больше, чем на настольных компьютерах, и будут включать в эти поисковые данные геолокационные данные и карты.

    Поиск на компьютере и на мобильном устройстве — это продукты, тесно связанные друг с другом, но они действуют в несколько разных контекстах.В начале 2010-х мобильный поиск быстро рос, но почти вся монетизация происходила на настольных компьютерах. Стратегия Google по завоеванию мобильного поиска оформилась в 2012 году и была реализована по всему миру. Это было связано с контролем компании над операционной системой мобильного телефона Android, которую она купила в 2005 году.

    В 2008 году Google провел эксперимент, создав свой первый телефон Android. В конечном итоге компания остановилась на стратегии, согласно которой производители оригинального оборудования (OEM), такие как Samsung, используют Android в качестве «мозга» своих телефонов.Цена была непреодолимой: ноль. Google раздал Android, а с 2012 года раздал свой магазин приложений, известный как Google Play. Эта ценовая стратегия оказалась чрезвычайно успешной. Глобальное использование телефонов Android составило 1 миллиард пользователей в 2014 году и 2 миллиарда к 2017 году. Android и Google Play — чрезвычайно ценные части телефона. Android предлагает функцию телефона, а Google Play и его сервисный уровень позволяют сторонним приложениям работать на телефоне. «Бесплатная» цена и высокая функциональность операционной системы были убедительным аргументом.Google быстро завоевал популярность во всем мире. В России в начале 2011 года доля Google на рынке операционных систем для телефонов составляла менее 20%. К 2012 году у компании было более 50% рынка, а к 2013 году она достигла 80%.

    В обмен на высококачественную операционную систему и магазин приложений Google наложил условия на OEM-производителей, вынудив их поставить поиск Google на телефоне на более высокий уровень. области профиля и сделать поиск Google поисковой системой по умолчанию. Компания также в некоторых случаях платила OEM-производителям за то, чтобы они не устанавливали конкурирующее программное обеспечение, такое как поиск Яндекс.Другими словами, это была своего рода монопольная игра с использованием заемных средств или доминирование на «домашнем» рынке (Android) с привлечением заемных средств на «целевом» рынке (мобильный поиск). Такое антиконкурентное поведение было именно тем, что Microsoft сделала в конце 1990-х со своим Internet Explorer, привязав свой браузер к своей операционной системе Windows с OEM-производителями, чтобы победить Netscape.

    Выбор по умолчанию является чрезвычайно мощным механизмом для завоевания власти в сетевых системах, ориентированных на потребителя, как отметила в декабре прошлого года Австралийская комиссия по конкуренции и потребителям (ACCC).Проблема предвзятости по умолчанию настолько значительна, что Google, по последним подсчетам, платит Apple 12 миллиардов долларов в год, чтобы сделать поиск Google поиском по умолчанию в браузере Safari iPhone. У ACCC даже есть целый раздел и политические рекомендации, основанные на силе дефолтов, и остальной мир догоняет Австралию с точки зрения понимания их силы.

    В 2013 году, когда доля рынка Android достигла 80% телефонов в России, поиск Google начал быстро набирать обороты на Яндексе, особенно в мобильном поиске.Почему бы и нет? Google мог разместить свою поисковую систему в каждой точке входа в телефон и исключить конкурентов. Вот еще одна диаграмма рыночных долей. Вы можете увидеть падение доли рынка.

    Антимонопольные дела: ЕС против России

    В 2015 году Европейский Союз и Федеральная антимонопольная служба России начали расследование сделок Google Android с OEM-производителями. Теория вреда в обоих случаях была одинаковой и ясной. Google привязывал Google Play / Android к поиску Google с помощью несправедливых договорных отношений.

    И европейские силовики, и русские «выиграли» свое дело. Фактически, команда Европейской комиссии получила награду в округе Колумбия в начале этого года от Global Competition Review за лучшее антимонопольное дело за свою работу над Android. Но европейский случай не смог сохранить или создать конкуренцию, а российский преуспел. Почему?

    Одна из причин заключается в том, что европейские участники конкурса были медленными, а русские — решительными. Сегодня еврокомиссар по конкуренции Маргрет Вестагер имеет репутацию жесткого силовика, но эта репутация незаслуженная и завышенная.Она очень осторожна и враждебна к штрафам, реорганизующим рынки. Например, она решительно выступила против предложения Элизабет Уоррен о разделении крупных технологических компаний, исходя из философских соображений, что такое разделение будет нападением на частную собственность. Таким образом, хотя она получает заголовки о крупных штрафах, она в основном слабая и пассивная и терпит задержки. Когда она наконец выиграла дело, она даже позволила Google организовать собственный штраф.

    Но ставить все на счет слабости Вестагер не совсем справедливо, потому что она тоже столкнулась с тяжелыми условиями.Президент Барак Обама, вероятно, по указанию Google, атаковал ее и европейцев за участие в протекционизме во время расследования. Сейчас это трудно вспомнить, но 2015 и 2016 годы были совсем другими моментами, когда Google и Facebook представляли прогрессивное и очень прибыльное видение социальной справедливости и освобождения. Идея критиковать Google была немного диковинной.

    Более того, Microsoft, которая поддерживала европейское дело, отказалась от поддержки в разгар борьбы.В Европе, хотя Google доминировал почти повсюду, все еще существовала небольшая конкуренция в виде Microsoft Bing и DuckDuckGo. Microsoft, в частности, была ключевым участником, финансировав большую часть исследований против Google с середины 2000-х годов и создав единственную существующую проблему с точки зрения глобальной индексации для сканирования веб-сайтов Google. Но в 2016 году, в разгаре дела, Microsoft, которая возглавляла обвинение европейцев в обеспечении соблюдения требований против Android, заключила перемирие с Google, обе компании согласились снять все жалобы регулирующих органов друг на друга.Это перемирие сделало Яндекс единственным значительным оставшимся истцом как в Европе, так и в России.

    Google также замедлил процесс из-за процедурных препятствий и задержек. И хотя Вестагер в конечном итоге принял решение оштрафовать Google на крупную сумму денег и снял договорные ограничения, возникли две серьезные проблемы. Во-первых, процесс был очень медленным. Фактически, дело все еще находится в апелляционном порядке. В антимонопольном законодательстве скорость имеет значение, потому что от скорости зависит, смогут ли соперники остаться в живых.В конце концов Microsoft решила, что просто не стоит больше пытаться конкурировать с Google (могли ли они сделать это успешно — другой вопрос). Во-вторых, хотя Вестагер наложила крупный штраф в размере 5 миллиардов долларов, она позволила Google определить средство правовой защиты.

    Вот язык пресс-релиза, на котором объявляется решение.

    Компания Google несет исключительную ответственность за соблюдение решения Комиссии. Комиссия будет внимательно следить за соблюдением Google, и Google обязан информировать Комиссию о том, как она будет выполнять свои обязательства.

    Google прекратил использование пакетов, но без особых изменений на рынке поиска. Как будто для того, чтобы поставить точку в неудаче средства правовой защиты, Google уже однажды изменил свои изменения в ответ на «обратную связь» от антимонопольного органа. Забегая вперед, мы посмотрим, как это будет развиваться, но прошло три года с момента расследования и семь лет с момента начала ограничительной практики, без каких-либо серьезных изменений в доминирующей доле Google на рынке.

    В России антимонопольное дело обернулось иначе.Американские технологические компании не запугали русских не только из-за остаточной горечи по поводу окончания холодной войны и враждебных геополитических отношений с Америкой, но и потому, что у них был Яндекс. Российские инженеры и ученые были такими же новаторскими, как и в Кремниевой долине, и у них был собственный поисковый гигант, чтобы доказать это.

    ФАС также враждебно относилась к Google из-за очень простой проблемы, с которой она столкнулась. Google не воспринял ФАС так серьезно, как следовало бы, исходя из предположения, что ФАС вынесет решение в пользу Яндекса из протекционистских соображений.Было вполне разумным предположение, что российское государственное агентство найдет для российской компании. Но Google так и не признал, что у Яндекса есть серьезный аргумент, хотя уважаемая консалтинговая фирма по экономическим вопросам, европейское подразделение Charles River Associates, провела экономический анализ, обосновавший жалобу Яндекса.

    Русские правили в 2015 году и снова в конце 2016 года, примерно через полтора года после начала дела и намного быстрее, чем у ЕС. В 2017 году Google согласился предоставить «экран выбора» для всех пользователей телефонов Android, позволяя пользователю нейтрально выбирать, какую поисковую систему использовать.Сразу после внедрения экрана выбора Яндекс отвоевал у Google часть рынка. И его рыночная доля затем стабилизировалась.

    Результаты

    В России ключевым результатом стало сохранение конкуренции в поиске на компьютерах и распространение этой конкуренции на рынки мобильного поиска и мобильной поисковой рекламы. Рынки технологий часто склонны к «опрокидыванию», то есть к победе на всех рынках. Например, у Google больше всего данных о том, как пользователи находят вещи, чем у любой другой поисковой системы, поэтому он может оптимизировать свою поисковую систему.В то же время веб-издатели часто оптимизируют свои сайты, чтобы их мог найти Google, что приводит к возникновению петли обратной связи в сети, где с обеих сторон, пользователей и издателей, Google является естественным посредником.

    В России есть несколько вариантов поиска, как Google, так и Яндекс, для пользователей и издателей. Это создает возможность использования Google для более технических запросов и Яндекс для запросов, которые предполагают большее знание русского синтаксиса и региональных элементов культуры. У Google также меньше возможностей участвовать в вертикальной дискриминации, чтобы блокировать конкурентов, как в случае с Yelp и TripAdvisor в Европе и США.S.

    В российском пространстве программного обеспечения для поиска и Интернета также больше инноваций, чем во многих других странах мира. У Яндекса есть целый пакет или продукты, включая службу такси, платежную систему, почту, карты, программное обеспечение для бизнеса, превосходный продукт для прогнозирования погоды и продукт голосового помощника под названием Alice. У него также есть продукт на турецком языке, и в Турции действуют антимонопольные меры в отношении Android.

    Google по-прежнему преуспевает в России. Он не уезжал из страны, он зарабатывает деньги, у него разумная доля рынка.Поэтому разумные антимонопольные действия ничего не разрушают, они просто создают больше места для большего количества игроков.

    В Европе, напротив, мало свидетельств значительных изменений в рыночных долях поисковых систем. Орган по конкуренции играет с идеей выбора экранов и давит на дефолт, но ему еще предстоит принять твердость, необходимую для реструктуризации рынка. Google сохранил доминирующее положение на рынке, хотя и начал взимать плату с производителей телефонов за использование Google Play.Microsoft больше не бросает агрессивный вызов Google; этот корабль отплыл. Другими словами, Google может выйти вперед, взимая деньги за то, что раньше раздавал, при этом сохраняя при этом свою монополию на поиск.

    Уроки российского дела

    Я извлекаю три основных урока из сравнения антимонопольных действий в России и Европе по сравнению с Google.

    Во-первых, скорость имеет значение. Одно из возражений против изучения примера российского правоохранительного органа будет заключаться в отрицании того, что страна без четкого верховенства закона может в первую очередь эффективно обеспечивать соблюдение антимонопольного законодательства.Может быть, такое решение было просто отказом России предложить законные права ненавистному американскому противнику и случайно сделавшим его правильным. Возможно. Но это не совсем актуальный фактор. Дело в том, что Россия сделала правильно. И нет ничего заведомо медленного в предоставлении процессуальных прав объектам расследований. Правоохранители на Западе знали, как найти баланс между скоростью и соблюдением правовых норм.

    Например, в деле Microsoft ключевое решение для судьи Томаса Пенфилда Джексона было принято в 1998 году, до того, как дело было передано в суд.Microsoft собиралась запустить Windows 98 и встроить в нее Internet Explorer, что было бы смертельным ударом против Netscape. Джексон мог бы издать судебный запрет против такой связки, а затем разрешить судебное разбирательство. После пробного периода, в зависимости от разрешения, Microsoft может объединять или не объединять IE. Вместо этого Джексон просто провел судебное разбирательство без такого судебного запрета.

    Microsoft запустила Windows 98 с пакетом IE, пока он проходил испытание, фактически убив Netscape независимо от исхода дела.Отказавшись выдать судебный запрет, он также дал Microsoft стимул замедлить судебное разбирательство и заняться апелляциями, потому что каждый день, когда им не мешали монополизировать рынок, было победой.

    Вестагер, кажется, извлекла уроки из своих ошибок. Недавно Европейское агентство по конкуренции объявило, что будет использовать старый инструмент, «временные меры», в расследовании предполагаемого монополистического поведения Broadcom. По сути, Вестагер вынуждает Broadcom прекратить потенциально антиконкурентное поведение до того, как расследование будет завершено и до того, как будет применено какое-либо средство правовой защиты.Или, как она выразилась, они приказывают «Broadcom прекратить свое поведение, пока продолжается наше расследование, чтобы избежать любого риска серьезного и непоправимого ущерба для конкуренции». Другими словами, они не позволят конкурентному рынку умереть, пока они расследуют.

    Последний урок заключается в том, что правоохранительным органам необходимо агрессивно сохранять конкуренцию, когда они могут, и обеспечивать наличие конкуренции на связанных в будущем рынках. ЕС не продвигался достаточно быстро, чтобы сохранить поисковый рынок в качестве открытого игрового поля, и во время их правления Microsoft переориентировала свою стратегию на борьбу с Google.Возможно, Microsoft вообще никогда не смогла бы конкурировать, но на самом деле у нее никогда не было шанса. В России ФАС сохранила конкурентоспособность Яндекса, и Яндекс смог это сделать. В областях, не относящихся к общему поиску, есть много рынков, где все еще существует конкуренция, но эта конкуренция подвергается атаке из-за использования игровых средств. Локальный поиск, такой как Yelp и TripAdvisor, картография и некоторые области Adtech, сталкиваются с доминирующим игроком, который использует свою рыночную власть против них. Следующим игровым полем станет поиск голосового помощника; обязательные экраны выбора могут иметь смысл заранее для такого продукта.Важно сохранить этих конкурентов, действуя сейчас и действуя быстро. В противном случае рынок действительно перевернется, и придется принимать более агрессивные меры, например, заставить Google лицензировать свой индекс для всех желающих на дискриминационной основе.

    Как бы то ни было, правоохранительные действия ФАС России — это забавная, хотя и смущающая история. Это показывает, что западным силовикам есть чему поучиться у российских антимонопольных чиновников, которые в данном случае были решительными и эффективными. Россию вряд ли можно считать символом верховенства закона; Яндекс, например, был вынужден передать важные данные правительству России.Но антимонопольное законодательство, коррумпированное на Западе, и в частности в Америке, отражает крах западных правовых систем. Как я подчеркивал в разделе новостей, антимонопольное подразделение Трампа прямо сейчас атакует конкурирующее правовое подразделение в правительстве — Федеральную торговую комиссию — потому что FTC расправилась с Qualcomm, бывшим клиентом главы Министерства юстиции. Это полный неэтичный беспорядок.

    Так что, возможно, для европейских и американских силовиков было бы не самой плохой идеей пригласить чиновников из ФАС изучить передовой опыт борьбы с крупными технологиями.Усложнению правоприменения в США будет сложно. А иногда, в местах, которых вы не ожидали, как в автократической России, свет свободы и открытых рынков тем не менее может сиять.

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *