Автаркия: что это в экономике, плюсы и минусы, примеры
Введение санкций против России вновь сделало актуальными разговоры о необходимости импортозамещения. Иногда даже слышны призывы к полному переходу страны к автаркии. Разбираемся, что именно скрывается за этим понятием
Что такое автаркия
Автаркия — это термин, состоящий из греческих корней αὐτός — сам и κράτος — власть, которым обозначается полная экономическая независимость и самодостаточность государства или максимальное стремление к ним. На практике это предполагает, что подавляющая часть товаров и услуг производятся внутри страны, а не импортируются из-за рубежа.
В научный оборот это понятие было введено немецким экономистом Фридрихом Листом, который в своей книге «Национальная система политической экономии» настаивал — вся экономика подчинена исключительно потребностям страны. Это отчасти было продолжением идей немецких философов Георга Фридриха Гегеля и Иоганна Готлиба Фихте, призывавших к созданию сильного государства и централизованного правительства, которое регулировало или полностью управляло бы внешней торговлей.
Суть экономической автаркии
По сути своей идея автаркии является крайней формой протекционистской политики, которая была важной составляющей меркантилистских доктрин, популярных в XVI—XVIII веках. Государства стремились защитить свои экономики от влияния соседей и вводили различные меры (вроде заградительных пошлин) для ограничения потока иностранных товаров и одновременного развития собственной промышленности и других сфер экономики. Но уже в XIX веке протекционизм стал уступать идее «свободной торговли», то есть открытости и взаимопроникновения экономик разных стран, которую продвигали экономисты Адам Смит и Давид Рикардо.
Концепция автаркии вновь становится популярной с началом Первой мировой войны и в последующие десятилетия. Опыт крупномасштабной и затяжной войны стал для многих интеллектуалов и политиков сигналом к тому, что отсутствие производства ряда важнейших товаров внутри страны и зависимость от их импорта из других государств может поставить их в тяжелое положение, поэтому следует стараться максимально опираться на собственное развитие экономики.
Автаркия в истории
На протяжении XX века целый ряд государств стремились реализовать на практике идеи экономической независимости и автаркического развития, однако достичь цели полной самодостаточности не смогло ни одно из них.
СССР
После революции 1917 года правительство Советской России оказалось в изоляции, потому что соседние капиталистические страны отказывались признавать новый режим и боялись распространения социалистических идей. Аналогично и национализация большевиками предприятий, находившихся в иностранной собственности, привела к подрыву торговых и других внешнеэкономических связей. По этой причине первоначальный этап так называемого «военного коммунизма», характеризовавшийся голодом и разрухой Гражданской войны, имел в себе автаркические оттенки.
Но уже в 1920-х в рамках Новой экономической политики (НЭП) экономика была либерализована. Теперь иностранные компании могли участвовать в концессиях на разработку ряда месторождений, американские и европейские специалисты принимали активное участие в программе индустриализации, а СССР активно закупал промышленное оборудование и продавал свое сырье за границу.
Только после периода относительной открытости в рамках 1-й пятилетки (1928–1932 годы) СССР попытался вновь перейти к автаркии во время 2-го пятилетнего плана (1933–1937 годы). Впоследствии иностранная помощь стала одним из залогов победы СССР во Второй мировой войне: по программе ленд-лиза США поставили в Советский Союз военного снаряжения и товаров мирного назначения (от танков до консервов) на сумму около $11 млрд (около $100 млрд в ценах 1990 года).
После начала «холодной войны» отношения СССР со странами Запада вновь ухудшились, что привело к вводу ряда санкций (особенно со стороны США) и снизило роль внешней торговли в валовом национальном продукте (ВНП) Советского союза до 4%. Но даже тогда СССР оставался важным торговым партнером для союзных ему стран Варшавского договора и ряда государств Третьего мира. Кроме того, строительство ряда трубопроводов в Европу и последующая за этим торговля нефтью и газом началась в 1960-х годах.
Италия и Германия
Готовясь к войне в Европе, Третий Рейх и фашистская Италия также пытались сделать свои экономики более самодостаточными.
Руководители этих стран считали, что вместо зависимости от торговли с соседями (в частности, Германии приходилось закупать и ввозить продовольствие), нужно расширять свои владения за счет их территорий и колониализма, обеспечив себе экономическое процветание и независимость. Несмотря на это, обе страны продолжали торговать с другими странами, в том числе уже после начала Второй мировой войны, и продолжали испытывать проблемы из-за дефицита импортного сырья.
Индия
В 1947 году Индия добилась долгожданной независимости от Британской империи, но Махатма Ганди и другие политики боялись, что на смену политическому колониализму придет экономическая зависимость от Великобритании, поэтому они продвигали идею «свадеши» или самостоятельности, которая заключалась в бойкоте британских товаров и развитии собственных производств. Похожие идеи выдвигались и в других странах, которые образовались в результате распада колониальных империй (например, в Танзании).
Китай
После окончания в 1950 году гражданской войны и прихода к власти Мао Цзедуна Китай оказался в положении, аналогичном тому, с которым столкнулся СССР в 1917 году.
Различные попытки опираться на собственные силы в различных сферах, от сельского хозяйства, до металлургии, в сочетании с непродуманными реформами имели довольно негативный эффект. Именно нормализация торговых отношений с США и другими странами в 1980-х привела к бурному экономическому росту страны.
Северная Корея
Пожалуй, наиболее показательным примером автаркии является КНДР — одно из самых закрытых поныне государств мира.
Господствующая там идеология чучхе также предполагает самодостаточность экономики. Сейчас страна живет под грузом тяжелых экономических санкций, которые существенно ограничивают ввоз различных товаров. КНДР зависела от импорта ряда товаров, в частности, топлива из СССР. Именно его прекращение стало одной из причин массового голода 1990-х годов, после чего КДНР закупала продовольствие и получала его в качестве гуманитарной помощи. Но даже сейчас страна продолжает активно торговать с Китаем, РФ, Сирией, Ираном и рядом других стран.
Плюсы и минусы автаркии
Как можно увидеть из исторических примеров, полная автаркия невозможна из-за сложностей географического разделения труда, а переход к ней нередко является скорее вынужденным.
Как отмечает кандидат экономических наук и автор YouTube-канала о популярной экономике Furydrops Григорий Баженов, «Если в XIX веке обеспечивать себя всем необходимым в условиях закрытия было сравнительно просто, то в XX, а уж тем более в XXI веке — это явный шаг в сторону технологического отставания».
Поэтому даже сторонники автаркии чаще говорят скорее о движении к самодостаточности, нежели о состоянии полной замкнутости экономики. В качестве плюсов подобного стремления они часто заверяют, что протекционистские меры, введенные в западных странах, привели к росту экономики и помогли им создать собственные отрасли промышленности и оградить их от конкуренции. Если говорить о недавней истории, то в пример приводят Южную Корею и Японию, где с государственной поддержкой появились крупные промышленные концерны с мировым именем, например Samsung, LG Group, Hyundai и Mitsubishi. Григорий Баженов также отмечает, что «у нас есть опыт таких регуляторных политик, когда временные ограничения на импорт конечной продукции приводили к промышленному развитию — США и Германия в конце XIX века, Южная Корея в эпоху южнокорейского чуда.
Но есть и примеры обратного».
«Вступая в международную торговлю, страна может более эффективно распределить свои производительные ресурсы, произвести товары, в которых у нее есть сравнительные преимущества, и повысить ВВП. Полная или близкая к полной автаркия поэтому всегда означает статические (то есть, мгновенные) потери выгод от торговли, — говорит старший преподаватель экономического факультета МГУ Даниил Шестаков. — Сторонники ограничения свободы торговли утверждают, что статические потери будут компенсированы динамическим выигрышем: защищенные от конкуренции отечественные производители научатся производить хорошие товары. По меньшей мере, это аргумент в пользу временной и частичной автаркии — лишь в отдельных отраслях и до тех пор, пока эти молодые отрасли не разовьются. Выгоды от автаркии для потребителей внутри страны, таким образом, материализуются нескоро».
По этой причине большинство экономистов скептически относятся к подобным аргументам. Эксперты вроде Грэгори Мэнкью и лауреата Нобелевской премии по экономике Пола Кругмана считают, что протекционизм негативно влияет как на экономический рост, так и уровень жизни, а свободная торговля не только улучшает рост, но и позитивно влияет на экономическую стабильность.
С этим согласен и Баженов:
«В современном мире попытки построить полную автаркию приводили к катастрофе роста — можно вспомнить Северную Корею. Быстрая индустриализация ряда других экономик, которые мы привыкли считать автаркиями — например, СССР, были связаны с импортом технологий. Например, завод Ford был открыт в Советском союзе в 1932 году (тот самый ГАЗ построила американская компания). Более того, когда США активно применяли санкции к СССР во времена Рейгана, Европа, напротив, сотрудничала с Советским Союзом по ряду проектов — в частности, в рамках строительства экспортных газопроводов. Да, санкции США ударили по масштабам проекта, но не привели к его закрытию».
Ни одна страна мира сегодня не может надеяться только на собственные силы, это утопия, отмечает Баженов: «Попытки построить полноценную автаркию приводят к тому, что неэффективность накапливается во всех секторах экономики, ведь отсутствуют выгоды от специализации на том, что ваша национальная экономика может производить лучше других.
Фокус размыт. А попытка развивать всё и вся приводит к технологическому отставанию. СССР, к примеру, даже копируя технологии, делал это дольше и хуже более открытых стран».
По мнению Даниила Шестакова, резкие переходы к автаркии приводят к негативному эффекту для экономики: «Оценить мгновенные потери от автаркии можно двумя способами. Во-первых, экономисты смотрят на «естественные эксперименты» — эпизоды в экономической истории, когда страны открывали свою страну для внешней торговли. Например, мгновенные выгоды для японских потребителей от открытия Японии для внешней торговли в 1859 году оцениваются в 8–9% ВВП. Когда в 1807 году президент США Томас Джефферсон решил обезопасить американские корабли от остановок и захватов воюющими странами (Британией и Францией) и закрыл американские порты, цены импортных товаров выросли на 33%, а общие потери оцениваются сегодня историками в 5% ВВП. Непопулярное эмбарго пришлось снять через 15 месяцев».
Однако это не значит, что полная отмена торговых барьеров является панацеей.
Григорий Баженов приводит пример стран, которые длительное время поддерживали собственную, пусть и менее эффективную, промышленность посредством ограничений, столкнулись с падением заработных плат в индустриальном секторе относительно зарплат в США после снижения барьеров — так было, например, в Мексике и в некоторых странах Латинской Америки.
Поэтому нужно стремиться поддерживать баланс между интеграцией в мировую торговлю и поддержкой собственной экономики: «Чем дальше, тем сложнее выстроить полноценную автаркию. Интегрироваться с мировой экономикой сегодня — это необходимость. Но это не означает, что страны не должны проводить промышленной политики, отдав все на откуп мировой торговле. В конце концов, история экономического роста показывает нам очень разные примеры успеха. А у глобализации, безусловно, есть свои издержки» — считает эксперт.
Эксперты считают, что только страны с крупной и развитой экономикой могут себе позволить двигаться в сторону автаркии:
«Некоторые большие экономики, интегрированные в мировую экономику, могут быть ближе к автаркии, но дело не в том, что они сознательно проводят такую политику, чаще даже наоборот, а в том, что в этих странах развит внутренний спрос, — отмечает Баженов.
— Экономика не закрыта, но мировая экономика не в меньшей степени зависит от таких рынков, чем их национальная экономика от мировой. Красноречивый пример — США. Доля внешнеторгового оборота по отношению к ВВП одна из самых низких в мире — порядка 23,5%. Похожая ситуация наблюдается в Японии — 25,4%, в Китае уже 34,5%, а в среднем по миру — 56,2%. Впрочем, все это не означает, что этим странам не нужны импортные технологии, мозги или капитал. И США тут опять-таки является красноречивым примером».
Даниил Шестаков также обращает внимание на то, что в современном мире выгоды от свободной торговли оцениваются с помощью макроэкономических моделей, со множеством допущений: «Эти оценки связаны с высокой степенью неопределенности: в работе ведущих специалистов в этой области Арно Костино и Андреса Родригес-Клера показано, что автаркия в США приведет к потерям от 2% до 8% ВВП, а в развивающейся стране, зависящей от внешней торговли — от 4% до 30% ВВП, — говорит он. — Нужно также учитывать, что хотя большинство населения страны проиграет от автаркии, у нее будут и сторонники — те, кто займет ниши ушедших с отечественного рынка предприятий».
цифровые платформы и конкуренция — ECONS.ONLINE
Фото: Zuma | ТАСС
Технологии
Регулирование
Цифровые компании в сфере услуг и розницы – самый быстрорастущий бизнес последних лет. Обычно они работают как цифровые платформы, что меняет способы конкуренции. Почему это беспокоит регуляторов, рассказывает Эдуардо Рибейро, бывший комиссар антимонопольного органа Бразилии.
29 июня 2022 | Ольга Волкова Эконс
Цифровые компании в сфере услуг и розницы – самый быстрорастущий бизнес последних лет. Обычно они работают как цифровые платформы, что меняет способы конкуренции. Почему это беспокоит регуляторов, рассказывает Эдуардо Рибейро, бывший комиссар антимонопольного органа Бразилии.
29 июня 2022 | Ольга Волкова Эконс
Число цифровых платформ с 2015 по 2020 г.
выросло втрое и достигло 150, а за 2015–2022 гг. утроится и число их пользователей. Если посмотреть на
список глобальных компаний с самой высокой капитализацией, то четыре из топ-5 – это платформы (Apple, Microsoft, Alphabet и Amazon).
Цифровые платформы становятся все более важными в повседневной жизни людей и в бизнесе других компаний, их влияние давно вышло за пределы цифрового рынка, и они все активнее используют в собственных интересах позицию «гейткипера» («привратника»), предоставляющего доступ к своей инфраструктуре двум сторонам рынка – продавцам и покупателям, взаимодействующим напрямую. Это отличает платформы от других рыночных посредников – например, супермаркетов, где продавцы товаров и покупатели взаимодействуют не друг с другом, а с магазином.
Какие особенности способствуют доминированию крупных платформ на рынке, как именно они им злоупотребляют и какие вызовы это ставит перед регуляторами, рассказал на
лекции департамента прикладной экономики НИУ ВШЭ
Эдуардо Рибейро из Федерального университета Рио-де-Жанейро.
«Эконс» публикует выдержки из его выступления.
Эдуардо Понтуаль Рибейро –
профессор экономики Федерального университета Рио-де-Жанейро и один из координаторов Группы исследования конкуренции, права и экономики в этом учебном заведении. Занимал позицию главного экономиста Административного совета по экономической защите (Conselho Administrativo de Defesa Econômica, CADE) – антимонопольного регулятора Бразилии, а затем, с 2012 по 2014 г., – комиссара Административного трибунала CADE. Рибейро входит в топ-25% самых цитируемых бразильских экономистов,
– Цифровые платформы характеризуются рядом отличий от других рыночных посредников. Одно из главных – кросс-сетевые эффекты. «Обычные» сетевые эффекты подразумевают, что спрос на товар растет с увеличением числа его пользователей. Например, чем больше людей посмотрят какой-то фильм, тем выше окажется спрос на него, потому что всем захочется обсудить его с друзьями.
Пример из недавнего прошлого – факсы: покупка факса тем более осмысленное решение, чем у большего числа людей он уже есть.
В случае платформ эти эффекты носят кросс-сетевой характер. Что это означает, можно показать на примере агрегаторов такси: пассажир заинтересован в приложении, в котором как можно больше водителей, ведь тогда он потратит меньше времени на ожидание машины; водитель, в свою очередь, заинтересован в платформе, которая соберет как можно больше пассажиров, ведь тогда его автомобиль не будет простаивать. То есть функция спроса каждой из двух сторон «гейткипера» зависит не только от цены товара или услуги, но и от количества спроса у другой стороны. Другими словами, платформа привлекательна для пользователей тогда, когда у нее много пользователей с обеих сторон – продавцов и покупателей.
Почему платформы так привлекательны для обеих сторон? Во многом этому способствовало развитие интернета. Цифровизация сделала управление информацией быстрее, дешевле и проще.
Чем больше мы пользуемся интернетом, тем больше возникает платформ, так как они выступают посредниками при проведении транзакций и могут предложить обеим сторонам все больше информации. Кроме того, они могут выступать гарантами этих транзакций или предложить рейтинговую систему, которая позволяет оценивать надежность продавца или покупателя. Это минимизирует возможности оппортунистического поведения участников и тем самым повышает ценность платформы для них.
Кросс-сетевые эффекты, с одной стороны, позволяют платформам быстро расти, но с другой – могут убить платформу, если она достаточно быстро не достигнет некоторого порогового размера, который делает ее привлекательной. Это играет на руку крупным площадкам, но для небольших выступает барьером: если уже есть крупный игрок, то потребители вряд ли захотят переходить на новую платформу поменьше. Поэтому зачастую платформы устанавливают для одной из сторон – обычно речь о покупателях – нулевую цену за пользование платформой.
Еще одна важная характеристика платформ – экономия на масштабе: платформу дорого запускать, но, когда она становится достаточно популярной, стоимость привлечения новых пользователей резко снижается.
Для развития цифровых платформ используется несколько стратегий, которые при определенных условиях могут стать основой для злоупотребления доминирующим положением и приводить к ограничению конкуренции. Это исключающие условия договоров, применяемые в явной или скрытой форме (exclusionary clause), дискриминация клиентов на одной из сторон и продвижение своих продуктов в ущерб клиентам на одной из сторон (self-preferencing).
Эксклюзивные контракты
– Поскольку привлекательность площадок обычно напрямую зависит от того, какое количество людей к ним подключены, платформы пытаются компенсировать способность пользователей переходить на другие площадки или экосистемы исключающими условиями договоров. Платформа может договориться с производителем, чтобы он продавал свою продукцию только на ее маркетплейсе, с рестораном – чтобы использовал только ее сервис доставки, с гостиницей – чтобы не предоставляла номера никаким другим агрегаторам.
В чем тут проблема? Например, у iFood – крупнейшей службы доставки в Бразилии – эксклюзивный контракт с McDonald’s. Конкурирующая с iFood платформа могла бы тоже заработать на McDonald’s, у которого сотни ресторанов во многих городах. Поскольку это большая сеть, она привлекает много людей: потребитель, выбирая платформы, просматривает доступные в ней рестораны. Таким образом, эксклюзивные контракты лишают другие площадки доступа к флагманским и многим другим партнерам, тем самым препятствуя конкуренции и монополизируя рынок.
На некоторых локальных рынках доля iFood достигает 50–80% – в итоге даже Uber Eats, платформа с мировым брендом,
предпочла свернуть операции в Бразилии. Если рынок настолько сконцентрирован, что даже крупный бренд не может на него войти, то мы имеем дело с монополизацией. В марте 2021 г. Административный совет по экономической защите Бразилии (CADE)
выпустил запретительный ордер, ограничивающий возможность для iFood заключать с ресторанами эксклюзивные соглашения до завершения антимонопольного расследования, которое
сейчас ведется.
Исключение конкурентов оказывается особенно эффективным как раз из-за кросс-сетевых эффектов: платформа может финансировать эксклюзивные контракты, предполагающие более выгодные условия для контрагентов (например, более высокие комиссии), потому что рассчитывает стать с их помощью настолько крупной, что сможет покрыть эти издержки. Став доминирующим игроком, она может навязывать правила – например, маркетинговые акции и скидки – компаниям-продавцам.
Некоторые страны обсуждают полный запрет эксклюзивных контрактов, но проблема тут в том, что на ранних этапах существования платформ наличие сильного партнера, работающего с ними на эксклюзивных основаниях, позволяет им эффективнее развиваться. Если запретить эксклюзивные контракты вообще, новые игроки потеряют возможность выйти на рынок за счет получения нескольких важных партнеров; если же ограничить в этом праве только крупные компании, возникнут споры о справедливости такой меры и о границах между «мелкими» и «крупными» участниками рынка.
– Похожий на практику эксклюзивных контрактов, но более мягкий способ – так называемые условия ценового паритета (price parity clauses), которые бывают широкими и узкими. Их можно объяснить на примере систем бронирования жилья. В случае широких условий отель вынужден подписать контракт, по которому обязуется не предоставлять номера по более низкой цене ни у себя на сайте, ни на площадках-конкурентах. В случае узких условий речь идет только о собственном сайте отеля и рекламе пониженных цен.
Платформа заинтересована в подобных условиях, поскольку она тратит средства на инфраструктуру, рекламу, проведение платежей, и самое худшее для нее – если потребители будут использовать платформу для получения информации, а бронировать отели в другом месте. Но подобная практика может создавать барьеры для входа на рынок и снижать конкуренцию. Например, ФАС
увидела нарушение конкуренции в договорах между Booking и гостиницами, согласно которым последние не могли выставлять номера на своих сайтах или других агрегаторах по более низкой цене, чем на Booking.
Похожий конфликт с участием гостиничного агрегатора
произошел и в Индии. Большинство стран запрещают широкие условия ценового паритета, но в Германии, например,
запрещены даже узкие.
Доминирование на рынке нескольких платформ и слабая конкуренция позволяют лидерам диктовать свои условия: если сервис для многих клиентов стал практически незаменимым, повышение цены или некоторое снижение качества услуг не приведет к заметному оттоку пользователей. Вот почему цифровые платформы предпринимают усилия для того, чтобы предотвратить или затруднить переход клиентов к платформам конкурентов.
Платформы, предлагающие целый ряд сервисов и в каких-то сегментах уже занимающие доминирующее положение, могут использовать сформированную пользовательскую базу для того, чтобы запускать комплементарные сервисы и быстро выводить их на доминирующие позиции. С антимонопольной точки зрения это рано или поздно приводит к «замыканию» рынков (foreclosure). Один из примеров того, как компании «привязывают» к себе клиентов и мешают им пользоваться услугами конкурентов, отражен в судебных исках к Apple,
поданных из-за того, что компания запрещала разработчикам приложений использовать в них сторонние платежные системы для оплаты; создатели приложений были недовольны также высокой комиссией, взимаемой за размещение в App Store.
Подобные жалобы звучат и в адрес Google, который продает не только сами рекламные объявления, но и сервис по их размещению, и даже если вы сами хотите запустить рекламную платформу, вам почти наверняка придется рекламироваться через сервисы Google.
Еще одна практика ограничения конкуренции – преимущественное продвижение собственной продукции. Формальный протест по поводу использования этой практики Amazon в 2020 г. выразила Еврокомиссия, указывая, что технологический гигант таким образом избегает «нормальных рисков конкуренции в розничной торговле».
Допустим, маркетплейс продает футболки под своим брендом. Когда вы будете искать футболку на сайте, первой в выдаче вы увидите собственную продукцию площадки – но не потому, что пользователи чаще ищут именно ее, а потому что площадка выстраивает выдачу наиболее выгодным для себя образом. Она может повышать издержки – за счет комиссий или стоимости доставки – для продавцов, которые продают свою продукцию на этой же площадке и с которыми она же конкурирует.
Для них площадка, по сути, один из факторов производства, и из-за повышения издержек они вынуждены поднимать свои цены – тогда потребители переключаются на собственные товары площадки, которые дешевле.
В итоге часть продавцов покинут площадку (за счет чего маркетплейс потеряет доход, который получил бы на их комиссиях), но спрос, который раньше приходился на их продукцию, перейдет на продукцию самой платформы (то есть она больше заработает на продажах). При этом проигрывает потребитель, потому что в конечном итоге цены оказываются выше, а конкуренция – ниже.
Обладая данными о продажах огромного числа товаров, платформы могут быстро выводить на рынок свои аналоги «выстреливших» продуктов, отбирая прибыль у авторов удачной идеи – и тем самым снижая в экономике стимулы к инновациям. В похожем поведении
уличили Amazon, в Бразилии антимонопольный регулятор
расследовал практики Google: компанию обвиняли в том, что она скрывала из поисковой выдачи сайты конкурентов собственного сервиса сравнения цен (дело было
закрыто из-за недостатка доказательств.
– Прим. «Эконс»).
За счет действия эффектов масштаба, сетевых и кросс-сетевых эффектов на цифровых рынках естественным образом возникает тенденция к концентрации. Из-за этого регуляторам сложно определить, получает ли платформа доминирующее положение в результате нормальной конкуренции или из-за использования недобросовестных практик, и, соответственно, сложно доказывать нарушения. Верховный суд США в
решении по иску штата Огайо к American Express в 2017 г., например, пришел к выводу, что практики доминирования, которые вредят одной стороне рынка (рекламодателям), могут не нарушать закон, если при этом приносят более высокую пользу второй (потребителям). Отдельная проблема – определение границ рынка: например, потребитель может искать товары напрямую на Amazon, а может – через Google. То есть в конечном итоге, несмотря на разницу в продукте, обе площадки конкурируют за «рекламные доллары».
(Прим. «Эконс».)
– По сути, платформы становятся «новыми коммунальными службами» – без которых уже сложно обойтись, как, например, без услуг водоснабжения. Двадцать лет назад не было ни Google, ни Amazon, их стремительное развитие стало возможным из-за технологических изменений. Если не произойдет нового витка этих изменений, то вряд ли появятся новые подобные компании – а уже существующие оказывают все более высокое влияние на бизнес других фирм. И по мере того, как растет число антимонопольных кейсов против этих площадок, возникает вопрос о специальной политике регулирования этих игроков – вместо отдельных антимонопольных разбирательств.
В марте 2022 г. Евросоюз
согласовал Digital Markets Act: планируется, что он вступит в силу в 2023 г. и введет юридически обязывающие правила поведения для компаний, которые соответствуют критериям «гейткиперов». В других юрисдикциях рассматриваются варианты ограничения рыночной власти цифровых платформ антимонопольными способами: к примеру, разделить их на части – чтобы, допустим, производство и торговля оказались в разных организациях.
Иногда предлагается обязать платформы предоставлять возможности для конкуренции небольшим компаниям – как когда-то было сделано в сфере телекоммуникаций, где крупные игроки
обязаны предоставлять частоты конкурентам.
Для того чтобы обеспечить здоровую конкуренцию между цифровыми платформами и ограничить власть лидеров, простого и универсального решения, к сожалению, нет. Антимонопольные службы назначают компаниям огромные штрафы и предписывают исправить нарушения (например, изменить условия договоров), но и штрафы выплачиваются не всегда (как в случае с Microsoft), и компании находят все новые способы обойти ограничения. До сегодняшнего дня выбор между применением антимонопольных запретов и введением регулирующих остается предметом дискуссий.
Ольга Волкова
Редактор Econs.
online
Самое популярное
Сила нарратива: как истории управляют людьми
Старый пояс – новый путь
Прозрачность монетарной политики: оптимальный уровень
Математика неудач
Экономика свободы слова
«Глубокий эконом»
Ольга Волкова
Редактор Econs.
online
#технологии
#платформы
#регулирование
#конкуренция
Самое популярное
Сила нарратива: как истории управляют людьми
Старый пояс – новый путь
Прозрачность монетарной политики: оптимальный уровень
Математика неудач
Экономика свободы слова
«Глубокий эконом»
Читайте также
Народ против Google: сложности антимонопольного регулирования цифровых платформ
16 декабря 2020 | Ольга Волкова
Технологические гиганты оказались под прицелом антимонопольных ведомств и в США, и в Европе.
Однако особенности этих рынков создают для регуляторов сложности – притом что исходы судебных разбирательств могут определить дальнейшее развитие цифровых платформ.
Рубен Ениколопов: «Мы будем жить в мире, в котором будут доминировать платформы»
4 августа 2021 | Ольга Кувшинова
В чем особенности экономики платформ, как конкуренция ведет к монополизации, что стоит за «крестовым походом» регуляторов многих стран на платформы и станет ли мир одним большим супераппом: интервью с ректором РЭШ Рубеном Ениколоповым.
История монополий США
Монополии пришли в колониальную Америку задолго до рождения Соединенных Штатов.
Для крупномасштабных общественных работ, необходимых для того, чтобы Новый Свет стал гостеприимным для иммигрантов из Старого Света, требовались крупные компании.
Эти компании получили эксклюзивные контракты от колониальных губернаторов. Даже после американской революции многие колониальные пережитки продолжали функционировать благодаря контрактам и землям, которыми они владели.
Монополия характеризуется отсутствием конкуренции, что, как правило, приводит к повышению цен и снижению качества продукции. Однако огромная экономическая мощь, которой обладают монополии, также имела положительные последствия для США.
Ключевые выводы
- Монополии контролируют большую часть или всю долю рынка в отрасли или секторе.
- Крупнейшие американские монополии были созданы с разницей в столетие, а одна просуществовала более века.
- Антимонопольный закон Шермана запрещает создание трастов и монополистических объединений, которые налагают «необоснованные» ограничения на межгосударственные и международные рынки.
- Современное беспокойство по поводу монополий сосредоточено вокруг интернет-компаний, включая Amazon, Meta и Alphabet.
История монополий США
Молот Шермана
Антимонопольный закон Шермана был принят в 1890 году в ответ на общественный протест по поводу злоупотреблений монополий при фиксировании цен.
Этот закон запрещал тресты и монополистические объединения, устанавливающие «необоснованные» ограничения на межгосударственную и международную торговлю. Этот акт был молотом, который дал федеральному правительству возможность разбивать крупные компании на более мелкие части.
Несмотря на принятие этого закона, в следующие 50 лет образовалось множество отечественных монополий. В то же время он использовался для атак на несколько монополий с разным уровнем успеха. Общая тенденция, по-видимому, состояла в том, чтобы проводить различие между хорошими монополиями и плохими монополиями.
Одним из примеров является компания International Harvester, которая производила дешевое сельскохозяйственное оборудование для преимущественно аграрной страны и поэтому считалась неприкасаемой, чтобы фермеры не восстали.
С другой стороны, American Tobacco подозревали в завышенной цене за сигареты, которые в то время рекламировались как лекарство от всего, от астмы до менструальных болей. В результате American Tobacco стала жертвой гнева правительства и была распущена в 1911 году.
Естественная монополия
Нефтяная промышленность была склонна к тому, что называется естественной монополией, из-за редкости производимой ею продукции. Джон Д. Рокфеллер, основатель и председатель Standard Oil, и его партнеры воспользовались как редкостью нефти, так и полученными от нее доходами, чтобы создать монополию.
Деловая практика и сомнительная тактика, которые Рокфеллер использовал для создания Standard Oil, заставят покраснеть толпу Enron. Но конечный продукт не наносил такого вреда экономике или окружающей среде, как промышленность до того, как ее монополизировал Рокфеллер.
На заре нефтяной промышленности многие конкурирующие нефтяные компании стремились найти источник и бурили без разбора, выкачивая отходы в реки или прямо на землю, не беспокоясь о надлежащей утилизации.
Они сокращают расходы за счет использования некачественных трубопроводов, подверженных утечкам.
К тому времени, когда Standard Oil захватила 90% производства и распределения нефти в США, она научилась зарабатывать деньги даже на своих промышленных отходах, а вазелин был одним из новых продуктов, которые были разработаны.
Преимущества наличия в стране такой монополии, как Standard Oil, стали очевидны только после того, как она построила общенациональную инфраструктуру для распределения нефти, чтобы избежать зависимости от поездов и их печально известных колебаний стоимости.
Размеры Standard Oil позволяли ей браться за проекты, за которые более мелкие конкуренты никогда бы не взялись. В этом смысле это было так же полезно, как регулируемые государством коммунальные услуги для превращения США в промышленную нацию.
Несмотря на окончательный распад Standard Oil в 1911 году, правительство осознало, что монополия может создать надежную инфраструктуру и предоставлять недорогие услуги более широкому кругу потребителей, чем конкурирующие фирмы.
Этот урок повлиял на ее решение сохранить монополию AT&T до 1982 года.
Ясно, что когда монополия может постоянно поставлять качественный продукт по разумной цене — особенно когда стартовые затраты для конкурентов астрономические — правительство может позволить ей существовать до тех пор, пока оно может регулировать ее для защиты потребителей.
Ограничения монополии
Эндрю Карнеги прошел долгий путь к созданию монополии в сталелитейной промышленности, когда J.P. Morgan купил его сталелитейную компанию и объединил ее с U.S. Steel, чтобы создать чудовищную корпорацию, по размеру приближающуюся к Standard Oil.
U.S. Steel на самом деле очень мало сделала с имеющимися в ее распоряжении ресурсами, что может служить иллюстрацией ограниченности компании, имеющей одного владельца с единым видением.
Корпорация пережила судебную тяжбу с Законом Шермана и продолжила лоббировать в правительстве защитные тарифы, чтобы помочь ей конкурировать на международном уровне.
В то время U.S. Steel контролировала около 60% производства стали, но конкурирующие фирмы были более прожорливыми, инновационными и более эффективными. В конце концов, US Steel пришла в застой, поскольку более мелкие компании поглощали все большую и большую долю ее рынка.
Клейтон улучшает прицел Шермана
После распада сахарной, табачной, нефтяной и мясоперерабатывающей монополий крупный бизнес не знал, куда деваться. Не было четких указаний относительно того, что представляет собой монополистическая деловая практика.
Основатели и руководство так называемых «плохих монополий» были возмущены политикой невмешательства в отношении International Harvester. Они утверждали, что Закон Шермана не делает никаких поправок на конкретный бизнес или продукт и что его исполнение должно быть универсальным, а не действовать как молния, поражающая отдельные предприятия.
В ответ на это в 1914 году был принят Закон Клейтона. Он установил некоторые конкретные примеры практики, которые привлекли бы внимание молотка Шермана.
Среди них были взаимосвязанные директораты, сопутствующие продажи и некоторые слияния и поглощения, если они существенно снижали конкуренцию на рынке.
За Законом Клейтона последовала череда других актов, требующих пересмотра со стороны правительства, прежде чем будут завершены какие-либо крупные слияния или поглощения.
Монополии, как правило, возникают, когда появляются новые продукты или услуги, такие как нефть, телефонная связь, компьютерное программное обеспечение, а теперь и социальные сети.
Эти нововведения дали предприятиям немного более четкое представление о том, чего не следует делать, но мало что сделали для ограничения случайности антимонопольных действий. Высшая лига бейсбола даже оказалась под следствием в 1920-х годов, но сбежал, заявив, что это спорт, а не бизнес, и поэтому не классифицируется как торговля между штатами.
Конец эры монополии?
Инвестопедия / Элис Морган
Последние великие американские монополии были созданы с разницей в столетие, а одна просуществовала более века.
Другие просуществовали очень недолго, а некоторые продолжают работать и сегодня.
АТ&Т
AT&T Inc. (T), поддерживаемая государством монополия, также была важным коммунальным предприятием. Как и Standard Oil, монополия AT&T сделала отрасль более эффективной. Он был виновен не в установлении цен, а скорее в способности устанавливать цены.
Распад AT&T в 1980-х породил региональные Baby Bells. Со временем многие из Baby Bells начали объединяться и увеличиваться в размерах, чтобы обслуживать более широкую территорию.
Распад AT&T мог вызвать резкое снижение качества обслуживания и даже рост цен для многих клиентов. Но это уже давно в прошлом, и потомки Baby Bells находят естественный баланс на рынке, не вызывая снова молоток Шермана.
Майкрософт
Корпорация Microsoft (MSFT) так и не распалась, несмотря на то, что проиграла антимонопольное дело.
Дело против нее было сосредоточено на том, злоупотребляла ли Microsoft своим положением, по существу, как так называемая непринудительная монополия.
Непринудительная монополия существует потому, что лояльность к бренду и безразличие к потребителю удерживают людей от поиска альтернативы.
U.S. Steel не могла доминировать на рынке бесконечно из-за инновационной внутренней и международной конкуренции. То же самое оказалось верно и для Microsoft, по крайней мере, в некоторых сегментах рынка.
Монополия Microsoft немного пошатнулась по мере того, как конкурирующие операционные системы набирали силу, а конкурирующее программное обеспечение, особенно программное обеспечение с открытым исходным кодом, угрожало бизнес-модели пакета, на которой была построена Microsoft. Он также не смог со временем доминировать в войнах интернет-браузеров. Из-за этого антимонопольное решение сейчас кажется неактуальным.
Мета (ранее Facebook)
В современном мире технологические компании — это новые могущественные компании, в отличие от Meta Platforms, ранее Facebook (META), которую многие считают современной монополией. В декабре 2020 года Федеральная торговая комиссия (FTC) подала в суд на компанию, утверждая, что она поддерживает свою монополию в социальных сетях посредством антиконкурентного поведения.
FTC заявила, что Meta сделала это путем приобретения Instagram и WhatsApp, двух крупнейших социальных сетей, а также путем введения антиконкурентных условий разработчикам программного обеспечения.
По состоянию на январь 2021 года пятью наиболее часто используемыми платформами социальных сетей в мире являются Facebook, YouTube, WhatsApp, Facebook Messenger и Instagram. Meta владеет четырьмя из пяти этих платформ, или 80%. (Google владеет YouTube.)
Это значительный уровень контроля над тем, как передаются личные данные и как распределяется реклама. У Меты действительно нет такой большой конкуренции.
FTC призвала к распаду Meta через продажу WhatsApp и Instagram, но еще неизвестно, удастся ли это.
Монополия в бизнесе — это компания, которая доминирует в своем секторе или отрасли, что означает, что она контролирует большую часть доли рынка своих товаров или услуг, практически не имеет конкурентов, а ее потребители не имеют реальных заменителей товаров или услуг, предоставляемых бизнес.
Что такое монополия в американской истории?
Монополии в американской истории — это крупные компании, которые контролировали отрасль или сектор, что давало им возможность контролировать цены на товары и услуги, которые они предоставляли.
Многие монополии считались хорошими монополиями, поскольку они приносят эффективность на некоторые рынки, не используя потребителей. Другие считаются плохими монополиями, поскольку не приносят реальной пользы рынку и подавляют честную конкуренцию.
Чем плохи монополии?
Монополии плохи, потому что они контролируют рынок, на котором ведут бизнес, а это означает, что у них нет конкурентов. Когда у компании нет конкурентов, у потребителей нет иного выбора, кроме как покупать у монополиста. У компании нет контроля над своей властью повышать цены или снижать качество своего продукта или услуги.
Монополии также ведут к отсутствию инноваций. Существует мало стимулов для поиска новых способов сделать более качественную продукцию.
Является ли Amazon монополией?
Доля Amazon в розничных онлайн-продажах в США оценивается в 40%, и даже эта цифра может быть занижена. Тем не менее, в розничных продажах есть множество конкурентов, которых потребители могут выбирать.
В других областях своего обширного бизнеса Amazon (AMZN) может столкнуться с некоторыми проверками. Его можно рассматривать как монополию из-за его значительного контроля над сторонними продавцами и поставщиками. Если они хотят, чтобы их продукты продавались, у них есть несколько вариантов, кроме как продавать их на глобальной платформе Amazon.
Итог
Глобализация и зрелость мировой экономики вызвали призывы к отмене антимонопольного законодательства. В начале 1900-х годов на любого, кто предположил бы, что правительству не нужен молот, чтобы разбить крупный бизнес, посмотрели бы с подозрением.
На протяжении многих лет эти призывы исходили от таких людей, как экономист Милтон Фридман, бывший председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен и обычные потребители.
Но если судить по истории правительства и бизнеса, то правительство, скорее всего, расширит диапазон и силу антимонопольных законов, а не откажется от такого полезного оружия.
История восьмидесятых — Глава 1
%PDF-1.6 % 360 0 объект > эндообъект 362 0 объект >/Шрифт>>>/Поля[]>> эндообъект 363 0 объект >поток 1998-01-13T16:37:292015-10-21T12:08:13-04:002015-10-21T12:08:13-04:00Acrobat Distiller 3.0 для Windowsapplication/pdf
