На что идут компании в борьбе за власть на рынке. Отрывок из книги Джозефа Стиглица
Труды в жанре «Как Америка сбилась с пути? И когда успел закончиться «золотой век» капитализма?» давно не редкость, отмечают американские критики, но Джозеф Стиглиц заслуживает внимания. Лауреат премии по экономике имени Альфреда Нобеля, занимавший посты председателя Экономического совета при президенте Клинтоне и главного экономиста Всемирного банка, в своей книге «Люди, власть и прибыль. Прогрессивный капитализм в эпоху массового недовольства» рассказывает о главных тенденциях, которые грозят завести экономику США в тупик. Это, по его мнению, неправильно управляемая глобализация, плохое финансовое регулирование, новые технологии и растущая монопольная власть корпораций.
Возьмите типичный учебник по экономике, предлагает Стиглиц, и вы найдете слово «конкуренция» почти во всех главах.
Термин же «власть» встретится от силы раз-другой, а «эксплуатацию» авторы и вовсе предпочтут не упоминать. Но как раз недостаток конкуренции и усиление эксплуатации — причины того, почему рынки часто работают не очень хорошо, и американский рынок в частности.
Обложка книги «Люди, власть и прибыль»
© Издательство «Альпина Паблишер»
Факты, говорящие о том, что наша экономика становится все менее конкурентной, вокруг нас. Некоторые из них очевидны: в глаза бросается, например, сокращение выбора услуг, связанных с кабельным телевидением, интернетом и телефонной связью. Три фирмы держат 89% рынка социальных сетей, 87% рынка товаров для ремонта и обустройства дома и 75% рынка пива; четыре фирмы владеют 97%-ной долей рынка сухих кормов для кошек, 85%-ной долей рынка джемов и получают 76% выручки от внутренних авиалиний. Свидетельства можно найти также и в небольших нишах по всей экономике, например в сфере кормов для собак, аккумуляторов и даже гробов. В некоторых случаях рыночная концентрация не очень заметна: одна компания владеет большой долей аптечного рынка, однако управляет аптеками под разными названиями.
Читайте также
«Лекарство» от Великой депрессии. Отрывок из книги об американском капитализме
Когда на рынке всего одна фирма, мы говорим, что это монополия. Когда присутствует множество фирм, но ни одна из них не имеет власти, чтобы диктовать цену, мы говорим об идеальной конкуренции. При идеальной конкуренции стоит фирме хоть чуточку превысить существующую цену, и ее продажи упадут до нуля. В реальном мире практически никогда нет настолько большого числа фирм, чтобы конкурентная модель хотя бы немного соответствовала действительности. В то же время изредка случаются ситуации, когда у фирмы вообще нет конкурентов. Реальный мир — это туманная область между идеальной конкуренцией и чистой монополией. Даже когда есть несколько конкурентов, фирмы могут иметь определенную власть над ценами. Если они поднимают цены относительно себестоимости производства, то продажи падают, но не так сильно, чтобы не имело смысла делать этого. Обычно чем меньше конкурентов, тем слабее конкуренция и тем выше цены по отношению к себестоимости.
Способность поддерживать цены на уровне, превышающем себестоимость, отражает рыночную власть.
В ответ на критику рыночной силы технологических гигантов говорят, что, хотя Google и доминирует на рынке онлайнового поиска, она все равно должна конкурировать за рекламные деньги с Facebook точно так же, как Apple должна конкурировать с Samsung на рынке смартфонов. На рынке власть, как я заметил, почти никогда не бывает абсолютной — она всегда ограниченна. Тем не менее абсурдно притворяться, что рыночной власти не существует просто из-за наличия некоторой конкуренции. А пока существует рыночная власть, всегда есть место для эксплуатации и избыточной прибыли.
У рыночной власти помимо высоких цен и прибылей есть и другие проявления, включая характер отношения компаний к своим клиентам. Многие, например, вынуждают клиентов отказываться от использования нашей публично-правовой системы для разрешения споров — то есть от того, что должно быть правом каждого человека в демократическом обществе, — и прибегать вместо этого к услугам закрытых арбитражных комиссий, которые играют в пользу компаний.
В реальности большинство из нас незаметно для себя отказывается от своих прав, когда принимает кредитную карту, открывает счет в банке, подписывается на услуги интернет- провайдера или выбирает телекоммуникационного оператора — практически все они навязывают сходные условия. Конкурентная рыночная экономика привлекательна тем, что она должна предоставлять выбор. На деле же в этой и многих других сферах выбор фактически отсутствует.
Имеются и другие признаки существования рыночной власти. На конкурентном рынке фирма не может устанавливать для разных клиентов разные цены на одну и ту же вещь — цена определяется (приростной) стоимостью производства, а не тем, насколько ценным является товар для клиента. Тем не менее ценовая дискриминация стала обычным делом в нашей цифровой экономике, как будет показано в главе 6.
Инновации, используемые для получения рыночной власти
Читайте также
Микрокредиты — плохо или хорошо? Отвечает нобелевский лауреат и экономист Мухаммад Юнус
В росте рыночной власти практически не должно оставаться сомнений.
Возникает вопрос, почему это происходит. Я уже говорил о том, что, по мнению Уоррена Баффетта, лучший способ обеспечения стабильности прибыли для фирмы — это окружить себя глубоким рвом, который не пустит на рынок новых участников и предотвратит конкуренцию с их стороны. Все последние самые прибыльные «инновации» в Соединенных Штатах связаны с расширением таких рвов и возможностей использовать полученную в результате рыночную власть.
В соответствии со стандартной экономической моделью создание более совершенного продукта не гарантирует получения устойчивой прибыли. На рынок могут прийти другие и в конкурентной борьбе лишить вас такой возможности. Когда страсти улягутся, фирмы должны довольствоваться лишь нормальной отдачей от своего капитала, то есть доходностью, которая необходима, чтобы вознаградить их за использование собственных денег и принятие риска. Для избыточной доходности здесь места нет. Естественно, такой результат фирмам не по вкусу. Поэтому стратегии инновационных фирм направлены прежде всего на создание барьеров для входа — на то, что Уоррен Баффетт называет крепостными рвами, — не позволяющих другим прийти и отобрать прибыль.
Фирмы вроде Microsoft являются лидерами в изобретении новых форм барьеров для входа и хитрых способов вытеснения существующих конкурентов. История войны интернет-браузеров в 1990-х гг. очень показательна в этом плане. В то время компания Netscape была одним из самых смелых новаторов в секторе. Опасаясь, как бы эта компания-выскочка не нарушила ее практически полную монополию в области операционных систем для персональных компьютеров, Microsoft решила устранить конкурента. Microsoft выпустила в тот момент Internet Explorer, который многие считали более слабым продуктом. Этот браузер сам по себе не мог реально стать победителем, однако, использовав свою власть на рынке операционных систем, Microsoft добилась его установки практически на все персональные компьютеры в Америке. Она просто привязала этот браузер к своей операционной системе и стала распространять его бесплатно. Можно ли конкурировать с бесплатным браузером? Но эта мера оказалась недостаточной, поэтому Microsoft создала то, что называют атмосферой страха, неуверенности и сомнения, вокруг совместимости Netscape.
Пользователи стали опасаться, что установка Netscape может нарушить работу компьютера. С помощью этой антиконкурентной практики и других приемов Microsoft заставила Netscape уйти с рынка. К началу XXI в. браузер Netscape практически вышел из употребления. Даже после того, как антиконкурентная практика Microsoft была запрещена на трех континентах, компания продолжала доминировать вплоть до прихода новых игроков на рынок браузеров (таких, как Google и Firefox).
Сегодня именно новые технологические гиганты злоупотребляют рыночной властью. Европейские антимонопольные ведомства периодически обнаруживают, что компании вроде Google проводят антиконкурентную политику, сначала чтобы защитить свои услуги в сфере интернет-поиска, а потом чтобы использовать свою рыночную власть на рынке мобильных телефонов. Власти ЕС два раза налагали рекордные штрафы за это размером $2,8 млрд и $5,1 млрд соответственно.
Злоупотребления патентной системой — еще одно направление ограничения конкуренции.
Патенты служат временным барьером для входа. Никто не имеет права выпускать продукт, идентичный запатентованному изделию. Когда большинство американцев говорят о патентах, они представляют мелкого изобретателя, который получает правовую защиту от кражи его идеи крупными компаниями. В наши дни ситуация совсем не так проста и патенты нередко служат эффективным барьером для входа. Многие нынешние инновации связаны с сотнями, если не тысячами патентов. Когда фирма создает новый продукт (скажем, новый чип), всегда существует риск ненамеренного нарушения одного из бесконечного множества патентов. Только у крупной фирмы есть ресурсы для исследования всех существующих патентов. Более того, крупные фирмы нередко заключают сделки друг с другом, позволяя пользоваться своими патентами, поскольку в противном случае они никогда не вылезут из судебных разбирательств. Это, однако, создает реальные проблемы для новых участников рынка. Новички не входят в этот клуб. Они знают о существовании реального риска судебного преследования, что бы они ни делали, как бы изобретательны и осмотрительны ни были.
У них нет финансовых ресурсов, чтобы добиться победы в суде. Многих потенциальных новаторов останавливает одна только мысль о дорогостоящем судебном разбирательстве, которое может привести к банкротству. Даже простая угроза подачи патентного иска заставляет молодого новатора содрогнуться.
Быстрый поиск по запросу «нарушение патентного права» высвечивает бесчисленные дела на сотни миллионов долларов — разбирательства между Qualcomm и Apple, Apple и Samsung и т. д. Единственными, кто выигрывает от всех этих разбирательств, являются адвокаты; единственные проигравшие — это потребители и небольшие фирмы, не имеющие возможности сражаться. Именно так выглядит американский капитализм XXI в.
Наши «инновационные» фирмы не останавливаются на этом в своей антиконкурентной практике. Они придумали новые формы договоров, обеспечивающие использование их рыночной власти. Такие договоры, например, не разрешают магазинам взимать плату с клиентов, которые рассчитываются с помощью кредитных карт с высокими бонусами (и высокой платой за обслуживание).
Эмитенты кредитных карт фактически ликвидируют ценовую конкуренцию. Отсутствие конкуренции означает, что доминирующие фирмы (Visa, MasterCard и American Express) могут брать плату за обслуживание, в разы превышающую стоимость предоставляемых услуг. Конечно, стоимость таких услуг в итоге включается в цену товаров, которые люди покупают с использованием этих карт, поэтому, несмотря на бонусы, трудно сказать, выгодны ли они клиентам. Зато понятно, что те, кто рассчитывается наличными и, следовательно, не имеет возвратов, предусмотренных картами, субсидируют богатых граждан, пользующихся премиальными кредитными картами, включая American Express. Как часть стоимости отдельной транзакции 1, 2 или 3% могут показаться небольшой величиной, но при умножении на объем транзакций, составляющий триллионы долларов, они приносят десятки миллиардов долларов, которые поступают из карманов потребителей прямиком в сундуки финансовых институтов.
Каждая отрасль творчески подходит к поиску своего пути сохранения рыночной власти.
Наши фармацевтические компании особенно изобретательны в способах удержания на задворках генетических фирм, которые снижают цены и, следовательно, прибыли группы, получившей название Big Pharma. Они не раз просто откупались от генетиков, что справедливо считается нарушением антимонопольного законодательства. В ходу также практика продления срока действия патентов, получившая название «обновление».
Приведу еще один пример творчества в сохранении рыночной власти, который особенно в ходу у новых технологических гигантов: упреждающие слияния — приобретение потенциальных конкурентов до того, как они станут угрозой и привлекут внимание антимонопольных органов. Молодые предприниматели предпочитают не связываться с Google или Facebook и с готовностью монетизируют свои активы, нередко получая намного больше, чем в самых смелых мечтах.
Другие причины усиления рыночной власти
Читайте также
Разберемся на месте. За что дали Нобелевку по экономике
Помимо изобретательности нашего корпоративного сектора существуют и другие причины усиления рыночной власти.
В определенной мере это просто результат эволюции нашей экономики. Сюда относится сдвиг спроса к сегментам со значительной локальной рыночной властью, в основе которой лежит локальная репутация. В районе, например, может присутствовать всего один дилер компании Ford или один агент по обслуживанию тракторов John Deere. Поскольку клиенты вынуждены обращаться за обслуживанием именно к этому дилеру, он обладает локальной рыночной властью, которая приносит компаниям вроде John Deere ощутимую прибыль, даже если в производственной части этого бизнеса конкуренция снижает цены и прибыли.
То же происходит и в отраслях, где большое значение имеют так называемые естественные монополии. Естественные монополии появляются там, где доминирование одной фирмы на рынке позволяет снизить себестоимость продукции, например когда средние затраты уменьшаются с ростом масштабов производства. В небольшом регионе прямой смысл иметь только одну компанию по снабжению электричеством или водой. Сотню лет назад во многих ключевых отраслях вроде сталелитейной и автомобильной доминировали всего несколько гигантских компаний.
Конкуренция была ограниченна потому, что новички просто не могли достичь масштаба, необходимого для снижения затрат. Однако глобализация расширила рынки, и, хотя конкурентоспособному автопроизводителю по-прежнему нужно выпускать не меньше нескольких сотен тысяч автомобилей в год, места на них достаточно, чтобы многие фирмы достигли необходимого масштаба. Сегодня местом ограничения конкуренции является «новая экономика». В значительной части этой инновационной экономики первоначальные затраты — это вложения в исследования и разработки. Дополнительные затраты, связанные с обслуживанием каждого нового клиента, равны нулю.
Изменение правил игры
Читайте также
Второй молоток не удвоит экономический рост. За что Ромеру присудили премию памяти Нобеля
Так или иначе, усиление рыночной власти объясняется в значительной мере изменением правил игры. Важную роль в них играют правила, обеспечивающие сохранение конкуренции на рынках, то есть антимонопольное законодательство, которое мы уже упоминали.
Новые, пониженные стандарты антимонопольной политики значительно облегчают получение и использование рыночной власти. А кроме того, наше антимонопольное законодательство не поспевает за изменениями в экономике.
Нестрогое применение существующих правил также вносит свой вклад — рекордно низкое число антимонопольных дел, доведенных до суда администрациями президентов Джорджа Буша–младшего и Обамы, ясно характеризует ситуацию. В 2015 г. объем слияний и поглощений — объединений фирм для наращивания размеров и власти — достиг абсолютного максимума $4,7 трлн. Хотя это не всегда вредит конкуренции, во многих случаях вред очевиден. Неадекватная антимонопольная политика позволяет тем, кто обладает рыночной властью, в частности Google, Facebook и Amazon, использовать ее, усиливать, расширять и укреплять.
Теги:
Фрагменты новых книгНовости: Китай не обгонит США, Евросоюз не выдержит конкуренции со Штатами — Эксперт — Новости экономики и политики. Новости сегодня. (2 февраля 2011)
Темпоральная основа конкуренции
Как и в одной из предыдущих статей, точкой отсчета для ответа на поставленные вопросы может служить недавно доказанная теорема о предопределенности.
В соответствии с условиями данной теоремы, рассматривается конкуренция двух стран по двум направлениям: экономической и социальной эффективности. Причем по первому лидирует одна страна, а по второму — другая. Такая ситуация предопределяет следующий механизм конкуренции между двумя государствами, придерживающихся симметричной стратегии: одно из них пытается сохранить свое преимущество в сфере экономической эффективности, одновременно стараясь догнать конкурента в части социальных достижений; другое пытается закрепить свою социальную модель на фоне гонки за лидером в области экономики. Таким образом, каждая страна осуществляет масштабные заимствования у своего оппонента.
Тогда, как оказывается, при весьма слабых допущениях справедлива следующая теорема о предопределенности: если имеет место конкуренция двух стран по двум направлениям (социальной и экономической эффективности), то страна с более низким исходным уровнем экономической эффективности всегда проигрывает.
Иными словами, о конкуренции между странами можно говорить только тогда, когда между ними есть некое подобие паритета, заключающееся в том, что хотя бы по одному критерию — социальному или экономическому — одна из стран уже выигрывает.
Если выигрыш распространяется на оба критерия, то говорить о конкуренции нельзя; следует говорить о полном доминировании одной из стран.
Эту схему можно наложить на некоторые конкурентные группы государств. Среди них наиболее интересными представляются Европа — США, Китай — США и Россия — Китай.
Конкурентные пары государств: за кем будущее?
Начнем с главной пары современности: Китай — США. Как ни странно, но этот случай фактически выпадает из зоны действия теоремы о предопределенности и самой конкурентной модели.
Дело в том, что случай США и Китая на поверхности очень напоминает случай США и СССР. С точки зрения вооружений между названными парами стран имеется примерный паритет. Следовательно конкуренция разворачивается по двум направлениям: экономическому (технологическому) и социальному (институциональному). Что же мы здесь наблюдаем?
Китай имеет производительность труда в разы ниже, чем США (и даже ниже, чем в России!), и социальные достижения, наверное, в десятки раз более скромные по сравнению с Соединенными Штатами.
Достаточно указать, что в Китае до сих пор нет пенсионного обеспечения, что порождает совершенно абсурдные аборты девочек с последующим диким гендерным дисбалансом. В этой связи в отличие от дуополии США — СССР, где каждый проигрывал по одному направлению, но лидировал по другому, в дуополии США — Китай один из участников выигрывает по обоим направлениям. Это означает, что никакой конкуренции между этими двумя странами пока вообще нет, есть только процесс заимствования Китаем достижений США по двум направлениям; Штатам перенимать у Китая нечего. Учитывая сегодняшний разрыв между этими странами, можно утверждать, что даже если Китай и догонит Америку, то это произойдет весьма не скоро. Таким образом, подчиненная роль Китая по сравнению с США предопределена на многие годы вперед.
На наш взгляд, дискуссии по поводу противостояния США и Китая детерминируются чрезмерным вниманием к масштабам экономики. По этому показателю Китай действительно играет большую роль в мировой системе. Это и неудивительно при полутора миллиардах человек.
Но как некий образец копирования он пока не представляет интереса, а следовательно и говорить о его доминировании просто бессмысленно. До тех пор пока страна не станет хотя бы в чем-то образцом для своего конкурента, она не может рассчитывать на гегемонию. Большинство людей вводят в заблуждение высокие темпы заимствования Китаем разнообразных достижений Запада. Более того, эта стратегия заимствования является поистине творческой и нестандартной. Но все-таки это заимствования, а не инновации.
Чем сегодня поражает Китай обывателя? Своими новыми бомбами и истребителями? Но все это давно есть в Штатах. Может, запуском космического спутника? Но этим США занимаются давно — в рабочем режиме. Тогда, наверное, своими дешевыми товарами? Но с некоторых товарных рынков китайцев уже вытесняют мексиканцы и египтяне, у которых издержки еще ниже. По-видимому, Китай может служить образцом для России в части искусства проведения экономических реформ, но это пример для развивающихся стран, к числу которых относится наша страна.
Таким образом, Китаю необходимо догнать Штаты дважды — по уровню экономической и социальной эффективности. А чтобы достичь доминирования над Америкой, Поднебесной надо еще и дважды обогнать ее. Насколько сложно это сделать, мы можем видеть на примере Японии, которая долгое время активно догоняла Штаты и даже в чем-то их перегнала, но сегодня она опять занимает свое достойное, но отнюдь не доминантное положение в мировой экономике.
Теперь о паре Европа — США. Здесь уже ситуация интереснее. Штаты обгоняют Евросоюз по экономической эффективности, но социальная модель Европы является более эффективной и привлекательной. Следовательно здесь можно говорить о полноценной конкуренции и противостоянии. Но могут ли, например, симпатии людей в отношении «шведского социализма» привести к поражению Америки?
Теорема о предопределенности говорит нам, что Европа обречена на провал. Фактически Европа в качестве мирового лидера является такой же утопией, как в свое время Советский Союз.
Первичность богатства приведет к тому, что Штаты будут органично перенимать социальные достижения Евросоюза, тогда как последнему придется постоянно перенапрягаться, чтобы сохранить свои социальные преимущества. Скорее всего, мы будем наблюдать установившееся статус-кво еще долгое время с перевесом в пользу США.
И теперь о связке Россия — Китай. Как это ни парадоксально, но даже в этой паре Китай пока не имеет серьезных шансов на успех. Эффективность экономики Китая (если смотреть по производительности труда) ниже, чем в России, так же как собственно и социальные достижения (если смотреть по индексу Джини). И здесь не следует обольщаться — догнать Россию при таком населении, как у Китая, довольно проблематично. Попробуйте задействовать 1,5 млрд человек с высокой эффективностью! Следовательно у Поднебесной не так уж много перспектив для того, чтобы полностью возобладать над своим «большим» соседом.
Консерватизм лидерства и глобализация
Рассмотренный расклад сил на мировой арене подводит к пониманию того, что современный глобальный и сверхдинамичный мир является, как это ни парадоксально, чрезвычайно консервативным.
Существующий сегодня экономический лидер в лице США может оставаться таковым на протяжении практически неограниченного времени. Значимое преимущество в экономической эффективности приводит к тому, что рано или поздно Штаты догонят любую страну, обладающую даже самой совершенной социальной моделью. Единственный способ смены лидера — это победить его на его же поле, то есть в сфере экономики и технологий. Пока же в обозримой перспективе этот исход кажется маловероятным. Глобализация будет способствовать лишь тому, что любые возникающие в мировой экономике инновации быстро перетекут к лидеру и усилят его еще больше, ибо лидер не только более интенсивно генерирует инновации, но и более агрессивно ведет их заимствование.
Синдром консерватизма лидерства противостоит утверждению известного итальянского социолога Джованни Арриги, согласно которому вероятность заката эпохи США больше, чем ее сохранения. Более того, Арриги полагал, что закат уже фактически начался. Однако, похоже, что установившаяся двухкритериальная межстрановая конкуренции способна нарушить глобальную цикличность в движении мировых экономических центров, которая проявлялась на протяжении 450 лет.
И все же упоминаемая ранее теорема о предопределенности не отрицает того, что в мире будет происходить постоянная конкуренция стран с разными социальными моделями общественного устройства. Похоже, что нынешнее экономическое доминирование США подводит к тому, что межстрановая конкуренция должна концентрироваться в сфере экспериментов с социальными моделями. Задавая высокие социальные стандарты, любая страна может стать заметным игроком на мировом рынке. Опыт таких государств, как Швеция, Норвегия и Сингапур, дает тому яркий пример. Отсюда вытекает, что для того чтобы Россия снова стала «интересной» для мирового сообщества страной, она должна предъявить некий социальный козырь — систему, обеспечивающую высокую социальную защищенность населения. В противном случае она со своей низкоэффективной экономикой так и останется всего лишь сырьевым придатком мировой системы. Пока объявленные цели и задачи правительства РФ соответствуют стратегической линии развития «социальной экономики». Однако скорость намеченных изменений пока слишком мала.
Следует сделать ряд оговорок. Дело в том, что теорема о предопределенности не несет в себе автоматического драматизма рассматриваемой конкуренции. Проигравший в этой борьбе отнюдь не должен автоматически разрушиться и погибнуть. Такой исход имел место в противостоянии США и СССР. Однако сегодня такой военный и идеологический антагонизм ушел в историю. Даже если какая-то страна и проиграет, то для нее это не будет губительно. Пример тому Япония, которая продолжает развиваться, но не в качестве мирового лидера и не такими темпами, как раньше. Кроме того, национальные экономики сегодня настолько сильно переплетены, что проблема в одной из них автоматически вызовет проблему в другой.
И теперь последнее. Никакая математическая конструкция, в том числе теорема, не гарантирует того, что реальная жизнь не подбросит сюрприза. В связи с этим закономерен вопрос: что может нарушить нынешний расклад сил?
Ответ прост: ситуация определяется не столько догоняющими странами, сколько странами-лидерами.
Дело в том, что любая страна может «выдохнуться» и снизить темпы инноваций. Это означает, что по каким-то внутренним причинам страна может начать деградировать, и тогда преследователи ее нагонят. Это происходило многократно. Например, Древний Рим, утратив способность балансировать общегосударственные и частные интересы, потерял экономическую эффективность и перешел в режим длительной стагнации. Не исключено, что такая же судьба может постигнуть и США.
Сейчас трудно предсказать, откуда придет «беда» для сегодняшнего лидера, но и исключать ее нельзя. Например, мы уже можем видеть, что китайская модель социальных взаимодействий имеет некоторые преимущества по сравнению с американской: взаимопомощь, благополучие семьи, здоровый образ жизни, трудолюбие, психическое здоровье и т. п. США отчасти сами усугубляют этот разрыв. Заигравшись с ювенальной юстицией, Штаты уже отказались от таких естественных понятий, как мать и отец, заменив их на абстрактные понятия первого и второго родителя.
Фактически это наносит окончательный удар по институту семьи. Не исключено, что этот «незаметный» недостаток американской социальной модели может сыграть свою роль.
Тем самым теорему о предопределенности не следует воспринимать как злой рок и абсолютную фатальность для стран, отстающих по линии экономической эффективности. Однако некий глобальный тренд она все-таки задает, и именно этот тренд и будет пробивать себе дорогу.
Обсуждение экономической конкуренции между США и Китаем
Основной доклад представителя Френча Хилла (R-AR)
Мэтью П. Гудман: Прежде чем мы перейдем к этому, мы просто рады, что конгрессмен Френч Хилл, республиканец из Арканзаса, присоединяйтесь к нам, чтобы сделать основные замечания не по отчету, а как бы помочь нам сформулировать разговор об экономических отношениях между США и Китаем и, в частности, о финансовых отношениях. Конгрессмен Хилл заседает в Финансовых службах — он старший член Комитета по финансовым услугам в Палате представителей.
Он является высокопоставленным членом Подкомитета по жилищному строительству, общественному развитию и страхованию. И что особенно важно для этого разговора, он также входит в подкомитет по защите инвесторов, предпринимательству и рынкам капитала, а также в подкомитет по национальной безопасности, международному развитию и денежно-кредитной политике. Кроме того, помимо этой службы, он является одним из двух представителей Конгресса в 76 -й Генеральная Ассамблея ООН. Так что трудно придумать кого-то лучше. Я бы добавил еще один личный комментарий о конгрессмене Хилле. Мы с ним работали в Министерстве финансов США 30 лет назад. Он был заместителем помощника госсекретаря по внутренним финансам. Я работал на международной арене в качестве карьерного государственного служащего. И мы пересеклись. На самом деле, это было довольно редко, потому что внутренняя и международная стороны Министерства финансов не очень часто встречаются вместе. Но мы собрались вместе, и это имеет значение, потому что мы работали над большой инициативой с Японией, инициативой по структурным препятствиям, и многое из этого было направлено на улучшение отношений между США и Японией и поощрение реформы, особенно рынков капитала в Японии.
Именно это и свело нас с конгрессменом Хиллом. Итак, его опыт, с моей точки зрения, восходит к тому времени, и я думаю, что он имеет отношение к сегодняшнему разговору о Китае. Итак, на этом я рад передать слово конгрессмену Хиллу.
Представитель Френч Хилл: Что ж, Мэтт, большое спасибо вам и CSIS за это приглашение. И лично спасибо за эту трехдесятилетнюю дружбу, за вашу долгую службу нашему народу и за прекрасное знакомство. Рад вас видеть, пусть даже и в Teams. Позвольте мне также поздравить старшего научного сотрудника CSIS по экономике Стефани Сигал за ее обширную работу и анализ, выполненные в ее февральском обзоре, а также в этом заключительном отчете по разработке возможной основы для политических решений, связанных с отношениями США и Китая. Этим утром мои замечания основаны на моих текущих наблюдениях в качестве члена Палаты представителей, но также, безусловно, основаны на моих четырех десятилетиях участия в частном секторе, моей работе в Банковском комитете Сената и моей работе, которая мне так нравилась.
с Мэттом в администрации Буша 41. Сегодняшнее утреннее обсуждение структуры Стефани необходимо и, на мой взгляд, давно назрело. Я действительно оценил ее историческую перспективу февраля 2021 года как приквел к сегодняшней структуре. Как студент, изучающий экономику и историю, я всегда рекомендовал тщательную историческую перспективу в любом обсуждении государственной политики, и предпочтительно с нескольких точек зрения, и она сделала это. Во многие моменты нашей короткой истории в Соединенных Штатах, по сравнению с длинной родословной Китая как нации, наша страна была там как друг — давая военные советы во время опиумных войн, выступая за политику открытых дверей, учреждая стипендии. для китайских студентов с нашими доходами от поселений боксерского восстания, или, конечно, мы все знаем, что пришли на помощь Китаю в качестве союзника перед лицом японской агрессии. Сегодня, спустя пять дней – десятилетия после визита Ричарда Никсона, лидеры в Пекине и Вашингтоне смотрят на мировые события через разные призмы.
В какой-то степени обе страны задаются вопросом: что дальше? Президент Трамп озвучил нарушение статус-кво, которое, по сути, имело место после событий на площади Тяньаньмэнь. Нынешнее руководство Коммунистической партии под руководством Си отказалось от работы в рамках успешной после Второй мировой войны валютно-торговой системы и теперь движется прямо в конфликте с глобальным порядком, балансом сил в Восточной Азии и сохраняющейся открытой, основанной на маркировке торговая система. Нет никаких аргументов в пользу того, что Соединенные Штаты и их союзники не спешили признать этот разворот или, по крайней мере, его скорость и последствия. И сегодня мы не согласны с тем, как лучше всего реагировать. И в нашем частном секторе, мотивированном главным образом песней сирен огромного населения и растущего среднего класса, на мой взгляд, было самодовольно, что его цепочки поставок и критические перспективы слишком зависят от Китая. На мой взгляд, финансовых и юридических долгосрочных рисков было недостаточно, не говоря уже о бизнес-рисках, связанных с китайской культурой слежки и грубыми нарушениями прав человека.
Таким образом, обзор политики президента Трампа и сомнение в статус-кво словами и действиями вызвали гораздо более вдумчивый ответ союзников и пробудили оценку рисков в частном секторе. Но чего не добился президент Трамп, так это COVID-19.Пандемия в сочетании с расторжением Китаем договора с Соединенным Королевством по Гонконгу завершила работу. Теперь важно, чтобы руководство Соединенных Штатов на двухпартийной основе взяло на себя обязательство выполнять тяжелую работу по выработке надлежащей военной, дипломатической и экономической основы для американо-китайских отношений. Эти усилия должны также отражать консенсус, поддерживаемый частным сектором Америки, главным образом ее транснациональными компаниями. Во-вторых, руководство США, весьма умело инициированное секретарями Помпео и Мнучиным в предыдущей администрации, также должно проделать тяжелую работу по выработке единой точки зрения или консенсуса в отношении той же самой структуры и убедиться, что ее разделяют наши давние друзья, партнеры и союзники в Европе, Северной Азии и Индо-Тихоокеанском регионе.
Госсекретарь Блинкен был прав, когда охарактеризовал позицию США по отношению к Китаю как конкурентную, когда она должна быть, сотрудничество, когда это возможно, и враждебную, когда это должно быть. Сегодня участники этого важного форума CSIS будут оценивать этот целенаправленный подход и то, как сбалансировать многочисленные конфликты, с которыми приходится сталкиваться, когда главный военный, политический и экономический соперник является одновременно авторитарной, закрытой, коммунистической диктатурой, но в то же время нацией. Государство полностью интегрировано в большую часть мировой торговой и экономической системы. Теперь, как упомянул Мэтт, мы с ним связываем нашу дружбу и нашу раннюю политику с теми дебатами в конце 19-го века.80-х годов, когда Соединенные Штаты пытались сократить прямые иностранные инвестиции Китая в Соединенные Штаты, наводнение США в США автомобилями и полупроводниками японского производства, в то время как Япония в то же время резко ограничивала доступ на внешний рынок для товары и услуги.
Поскольку большая часть риторики, которую мы видим сегодня, связана с Китаем, можно было бы просто заменить слово Япония на Китай, и вы обнаружите темы воскресных утренних ток-шоу 1989 и 1990 годов. Но, конечно, есть одно важное отличие: демократическая Япония была , есть и остается нашим союзником и партнером, а Китай, хотя и коллаборационистом во многих вещах, описание как партнера и союзника было бы неточным. Может ли это быть в будущем? Только время и годы впереди покажут. Но это говорит о том балансе, о котором говорилось в сегодняшнем обсуждении степеней разделения. Ваша структура помогает законодательной власти, поскольку она обеспечивает рубрику, с помощью которой наши комитеты и наши члены могут оценить наилучшие возможные альтернативы для достижения наших целей в США. В контексте этих продуманных рамок упомяну несколько законодательных инициатив. Во-первых, что касается вашего геостратегического приоритета в рамках: Конгресс принял в 2018 году Закон об обеспечении уверенности в Азии, который в целом содержит широкое заявление о политике США в Индо-Тихоокеанском регионе и включает важные положения, конкретно касающиеся нашей поддержки Тайваня.
Он также включает новые требования к отчетности, а также разрешения на новые расходы и политику в области безопасности, экономики и ценностей США — три важных фактора, которые ваш отчет также учитывает при оценке тематических исследований. Что касается экономических целей, некоторые могут не согласиться с тактикой предыдущей администрации, но стремление к устойчивому, справедливому и сбалансированному росту имеет решающее значение, и оно всегда основывалось на справедливости. И насколько мы с Мэттом помним, Джим Бейкер и другие министры финансов, Ник Брэди, занимались теми же вопросами, когда мы обсуждали проблему Японии в конце 80-х и 19-х годах.90-е. И если говорить о 1990-х годах, кража интеллектуальной собственности Китаем и китайскими компаниями — это то, с чем мы все еще боремся, вопиющая кража с 1990-х годов, несмотря на огромные усилия президента Клинтона и его команды. Они были сосредоточены на программном обеспечении и фильмах, но сегодня это кажется странным, учитывая сегодняшние битвы за искусственный интеллект, биотехнологии и технологии защиты двойного назначения.
Кроме того, в экономической сфере обеспечение глобальной финансовой стабильности, безусловно, имеет решающее значение. И снова, читая сегодняшний Wall Street Journal, вы видите рынок недвижимости в Китае в кризисе. Имеет ли это системные финансовые последствия не только в Китае, но и в финансовых учреждениях за пределами Китая? И это ключевой момент на публичных рынках, но Китай как крупный кредитор проводит политику хищнического и неоколониального кредитования в развивающемся мире. На мой взгляд, это неконструктивный способ достижения финансовой стабильности. Отсюда мое твердое и постоянное возражение против массового одобрения Министерством финансов Байдена выпуска специальных прав заимствования МВФ во имя помощи бедным странам в создании резервных активов перед лицом пандемии. Этот нецеленаправленный, непродуманный подход является крупной субсидией Китаю и целям Китая в странах третьего мира. Мой законопроект H.R. 1568, Закон о надзоре за СДР, исправит этот подход к выпуску СПЗ и предоставит гораздо более целенаправленные и подходящие подходы для Америки в нашей адвокации.
Он предусматривает одобрение Конгрессом будущих ассигнований СПЗ и не позволяет американским представителям в МВФ голосовать за выделение СДР странам, которые за последние 10 лет совершили геноцид или неоднократно поддерживали международный терроризм. Точно так же и с Китаем, который сейчас является крупнейшим кредитором в мире, они не являются членами Парижского клуба. Это уже не приемлемая реальность. С ростом китайской инициативы «Один пояс, один путь» есть опасения, что страны, берущие кредиты у Пекина, будут перегружены и попадут в долговые ловушки с непрозрачной ценой. Это вполне может вынудить международные финансовые учреждения оказать помощь, что осложнит их способность гарантировать кредиты для новых проектов. Эти непрозрачные хищнические условия кредитования больше не должны быть приемлемыми для МВФ, Всемирного банка или глобальной системы. Когда вы рассматриваете благополучие финансовых потребностей развивающихся стран, это мешает. В связи с этим я инициировал законодательную директиву многосторонним институтам, чтобы настаивать на прозрачности для суверенных заемщиков из Китая.
Мой законопроект на последнем Конгрессе, Закон об обеспечении прозрачности долга Китая, был включен в Закон о полномочиях на национальную оборону на 2021 финансовый год, подписанный в качестве закона. Это поможет развить глобальные многосторонние усилия по обеспечению более пристального внимания к Китаю как к крупной стране-кредитору. Он должен соответствовать тем же высоким стандартам, которые используются международными финансовыми учреждениями. Приведение Китая в соответствие с теми же стандартами в МФУ и лишение их статуса развивающихся стран важно для того, чтобы помочь им перейти к игре по нашим же глобальным правилам и нормам. Ваша экономическая область также выступает за устойчивость цепочки поставок. Пандемия, безусловно, обнажила хрупкость трехдесятилетней давности управленческих усилий, основанных на своевременных запасах и поставках из одного источника с наименьшими затратами. Когда в марте прошлого года мир охватила пандемия, я предположил, что подготовка Америки к СИЗ, медицинским устройствам, таким как вентиляторы, и критическим соединениям, необходимым для некоторых фармацевтических разработок, слишком зависела от поставок из одного источника — и многое из этого, должен сказать, было в Китае.
Мой законопроект H.R. 3146, «Закон об обеспечении вакцин Америки в чрезвычайных ситуациях» или «SAVE», который вносит поправки в Закон об оборонном производстве, чтобы стимулировать критически важное производство в разгар глобальной чрезвычайной ситуации в области здравоохранения, эти положения включены в NDAA этого года, который был принят Палатой представителей. . Я также считаю, что предыдущая администрация упустила возможность начать процесс диверсификации нашей цепочки поставок за пределы Китая. Во время торговых споров между США и Китаем в администрации Трампа я спрашивал лидеров бизнеса, посещавших мой офис, как у них дела в Китае. Они делают деньги? Легко ли ориентироваться в китайских правилах? И многие из компаний, участвовавших в моем неофициальном опросе, ответили на мои вопросы отрицательно, так что есть над чем поработать. На создание американской цепочки поставок за пределами Китая потребуются годы, а может быть, и десятилетия, но американские предприятия уже пережили два серьезных сбоя в бизнесе за короткий период времени между торговыми спорами с Китаем и распространением COVID-19.
. Это один из способов, которым мы можем медленно и небольшими шагами отделиться от Китая, одновременно повышая экономическую устойчивость в таких регионах, как Центральная и Южная Америка или Юго-Восточная Азия. И, конечно же, наше недавнее успешное завершение USMCA является ключевым компонентом. Позвольте мне теперь обратиться к сложной теме потоков капитала между Китаем и США, на которую Стефани приложила столько усилий. В вашем отчете описывается состояние финансовой инфраструктуры в обеих странах. Но всегда нужно помнить, что капитал течет туда, куда он нужен. И капитал течет туда, где есть уверенность в долгосрочном потенциале получения прибыльной прибыли на собственный капитал. Одной возможности недостаточно. Нужно иметь проинвесторское мышление и верховенство права, которое регулирует не только выпуск этого капитала, но и отношения с трудовыми ресурсами, защиту интеллектуальной собственности и способность разрешать споры в справедливом и прозрачном суде. Имея это в виду, у Китая мало шансов стать центральным звеном мировой финансовой системы.
И в конце концов, хотя размер рынка имеет решающее значение, должны существовать другие условия для того, чтобы непрозрачная, недолларовая, авторитарная диктатура без верховенства закона каким-то образом доминировала в мировой экономике. Структура описывает, как США могут ограничивать активы и запрещать финансовые операции с отдельными лицами или компаниями. Мой коллега Энди Барр из Кентукки предлагает аналогичный подход в своем новом законопроекте H.R. 5326, который предписывает президенту налагать санкции на китайские военные или разведывательные компании, выявленные Управлением по контролю за иностранными активами Министерства финансов США, OFAC или Министерством обороны. Критически важно, что здесь используется более широкий подход, чем указано в схеме, поскольку включение OFAC иностранной организации в список особо обозначенных граждан удерживает третьих лиц от операций с этой обозначенной организацией, в то же время налагая ограничения на государственные ценные бумаги только для лиц из США.
Кроме того, подход г-на Барра, на мой взгляд, охватывает долговые и долевые ценные бумаги, государственные и частные компании. Таким образом, это способ для тех компаний, в отношении которых у президента Соединенных Штатов есть серьезные опасения, чтобы иметь дело с системой рынков капитала. Но я должен сказать, что я полностью согласен с тем, что для основных юрисдикций рынка капитала важно иметь общее мнение о потенциальном доступе на китайский рынок. Повышение информированности индивидуальных и институциональных инвесторов о рисках в Китае, а также регулирующих органов о том же, имеет решающее значение в краткосрочной перспективе, в то время как эти вопросы, связанные с доступом на рынок для тех компаний, которые активно участвуют в сфере военных технологий, продолжают обсуждаться. И хотя многие считают огромным риском для целей США, если мы разделимся в областях, которые создадут, цитирую, «глобальную фрагментацию», я бы сказал, что мы можем это пережить. Фрагментация всегда происходила по мере роста экономики, по мере интеграции стран, по мере роста населения, по мере появления новых идей.
Мы пережили французскую бухгалтерию, метрическую систему, бета-версию против VHS, Apple против Microsoft и, конечно же, AC против DC — не диапазон, а мощность. Итак, смотрите, мы можем пройти через эту фрагментацию. Я ценю отчет, в который также включен раздел о целях США в отношении ценностей. Как я упоминал ранее, в моем законопроекте о СДР есть специальный раздел, запрещающий отправку СПЗ в страны, недавно совершившие геноцид. Конгресс действовал и здесь, приняв несколько законопроектов, касающихся обращения с уйгурами, а также материалы, поступающие из провинции Синьцзян, где 45 процентов мирового полисиликата производится для солнечных батарей, а 84 процента хлопка в Китае выращивается . Я надеюсь, что американские компании, имеющие присутствие в Синьцзяне, не будут продолжать прятать голову в песок, в то время как мир с каждым днем узнает все больше и больше о продолжающемся геноциде против уйгуров. Подводя итог, можно сказать, что правительство США и политические лидеры, такие как CSIS, не могут потерять импульс, который у нас есть, чтобы глубже изучить наши отношения с Китаем.
Это не обязательно должен быть подход «все или ничего», и продуманный метод, описанный сегодня CSIS, может помочь достичь такого консенсуса в правительстве США, американском деловом сообществе, а также с нашими союзниками и партнерами по всему миру. Мэтт, спасибо тебе и Стефани за приглашение, и было приятно быть с тобой этим утром.
Мистер Гудман: Большое спасибо, представитель Хилл. Это было просто потрясающее проявление силы. И вы затронули много вопросов, изложив очень четкий набор вопросов и ясную, знаете ли, точку зрения, и это здорово. И вы дали нам отличный пробный камень для работы, когда мы получим эту звездную панель, которая присоединится к нам через секунду. Позвольте мне привлечь к разговору Стефани Сигал, нашего старшего научного сотрудника. Если ты хочешь, Френч, задать нам пару вопросов, позволь мне задать первый. То есть вы пару раз вспоминаете о нашем опыте работы с Японией 30 с лишним лет назад. И, вы знаете, в этом случае, особенно в отношении инициативы по структурным препятствиям, мы довольно навязчиво вторгались в Японию, пытаясь помочь продвинуть там реформу, которая отвечала бы интересам Соединенных Штатов и Японии, как мы думали, я думаю — и я кстати до сих пор в это верят.
Не всем в Японии это понравилось, но это было… но на самом деле была неожиданная поддержка некоторых вещей, которые мы предлагали, включая реформу рынка капитала. Вы знаете, я думаю, мой вопрос таков: сегодня, когда вы думаете о Китае, возникает ощущение некоторой напряженности, потому что, знаете ли, мы явно хотим, чтобы Китай реформировался. Мы хотим, чтобы у них была, знаете ли, финансовая открытость, финансовая стабильность. И по одной или нескольким из этих причин — будь то, вы знаете, для доступа для наших компаний или, вы знаете, для роста, который он обеспечивает, стабильности, которую он обеспечивает, или просто для того, чтобы избежать какой-то реальной проблемы, которая, вы знаете, , мы, кажется, возможно, находимся на грани прямо сейчас в Китае, потенциально. Такое ощущение, что мы должны больше заниматься с одной стороны. Но, с другой стороны, вы знаете, некоторые из вещей, которые вы предлагаете, были бы, знаете ли, предложением размежевания. Итак, я думаю, это фундаментальный вопрос: знаете ли, должны ли мы пытаться вовлечь и реформировать Китай, улучшить некоторые из этих вещей? Или мы должны отступить и позволить им разобраться?
Билл Райнш:
Представитель Хилл: Ну, это ключевой вопрос.
Я много думал об этом, потому что, как я отметил в своем выступлении, Японию и Соединенные Штаты связывало экономическое партнерство, военное партнерство и дружба — глубокая дружба после Второй мировой войны. Итак, два друга сошлись на переговорах о структурных препятствиях. И они были жесткими. Но обе стороны многое узнали о внутренней экономике друг друга. Обе стороны сошлись воедино и вылились, я думаю, в консенсусный документ. И это потребовало много работы. И вы были в авангарде этой работы. Здесь у нас есть тот конкурирующий контекст, которого действительно не было в японо-американском контексте. Я думаю, что Япония была производственным центром. Они гордились своим необычайным ростом между 1960 и 1990, без сомнения, и их рынки отражали это, их экспорт отражал это. Но в глубине души обе стороны могли учиться друг у друга. Это верно здесь, в китайском контексте. И мы пытались наладить взаимодействие, как вы знаете, вокруг министров финансов в 90-х годах и в администрации Буша, а в последнее время — между государственными секретарями и министрами финансов в двустороннем диалоге.
Но дало ли это конкретные результаты там, где мы двигаем мяч? И именно поэтому я поднял интеллектуальную собственность с 1990-е. Я думаю, президент Клинтон считал, что добился прогресса. И все же, я думаю, воровство удвоилось и стало намного более изощренным. Итак, это вызов. Чтобы две стороны объединились и работали над чем-то, они должны иметь признание и уважение к каждой стороне, а также к тому, что глобальная торговая система достойна присоединения и участия в ней. Вот почему я утверждаю, что поворот, который сделал лидер Си , скажем, в 2013 году, заключается в создании параллельной системы, которая пытается работать параллельно с денежной системой, основанной на долларах. Не думаю, что это реально для Китая. Я думаю, что их рынки капитала сегодня понимают это, поскольку люди не могут найти деньги для выплаты долга. Поэтому я не думаю, что это правильная стратегия для Китая. Так что, на мой взгляд, двусторонний разговор убеждает их в том, что будущее — лучшее будущее для народа Китая — продолжать двигаться вперед в глобальной торговой системе, глобальной дипломатической системе, многосторонней системе, а не пытаться создать параллельная отдельная вселенная, ориентированная на юани.
И опять же, это одно из моих основных возражений против поддержки казначейских СПЗ, которую мы видели в этой администрации.
Мистер Гудман: Хорошо. Потрясающий. Что ж, опять же, многое предстоит распаковать, и я хотел бы продолжить, но я хочу дать Стефани шанс вмешаться. Итак, Стефани, слово вам.
Стефани Сигал: Отлично. Спасибо, Мэтт. И во-первых, позвольте мне просто поблагодарить конгрессмена за то, что он пришел и выступил сегодня по этой действительно важной теме. Вы охватили огромное количество земли. И, как упомянул Мэтт, вы занимались Восточной Азией, занимались экономическими вопросами с точки зрения исполнительной власти, частного сектора, а теперь и на Капитолийском холме, так что у нас действительно не могло быть лучшей перспективы и лучшего начало этого события сегодня утром. Так что позвольте мне просто поблагодарить вас за то, что присоединились к нам. Поскольку вы охватили так много вопросов, у меня много вопросов. Но позвольте мне — позвольте мне остановиться на вопросе, который вы подняли о важности консенсусного подхода, говорим ли мы о двустороннем политическом консенсусе, но вы также упомянули о важности участия частного сектора, а также союзников и партнеров.
на борту. Итак, есть три разных избирательных округа —
Представитель Хилл: Верно.
Мисс Сигал: – что нужен общий подход. Итак, как бы вы оценили перспективы в этих трех областях — двухпартийный подход, совместный подход с частным сектором и общий подход с союзниками и партнерами?
Представитель Хилл: И это также связано с вопросом Мэтта, потому что двусторонняя торговля между Японией и США была важна для обеих стран. А вот с Китаем так, но торговля Китая с Европой очень и очень важна. Торговля Китая в Индо-Тихоокеанском регионе имеет важное значение. И поэтому я считаю, что этот союзнический подход имеет решающее значение сейчас, а японо-американские переговоры прошли 30 лет назад. И именно поэтому это должен быть многосторонний подход, и демократии должны взять на себя инициативу, и именно поэтому я верю, что он будет сильнее. Вы просили оценить, где мы находимся. Я думаю, что прогресс был достигнут. В своем выступлении я выразил благодарность Стиву Мнучину, министру финансов, и Майку Помпео за то, что они действительно добились прогресса в некоторых областях, рассказывая эту историю, и технология, вероятно, является главным.
И в своем отчете вы уделяете этому большое внимание. Это забота военных лидеров в наших свободных странах, а также частного сектора, гражданского использования. Итак, вы затронули, например, ИИ и биотехнологии. Но в администрации Трампа вы, конечно, видели, что вокруг чего был найден союзнический консенсус? Телекоммуникации. Как я однажды сказал в зале Палаты представителей, есть правильный способ и Huawei для управления телекоммуникационной политикой. Итак, вы видели Японию, США, теперь и Великобританию понимают риски полной интеграции компонентов Huawei в их систему. И в будущем контролировать телекоммуникации означает контролировать финансы — как C2C, B2C, так и B2B — и это происходит по мере того, как деньги становятся все более цифровыми, все больше передаются через физических лиц с помощью электронных средств. И поэтому, я думаю, мы добились прогресса. Я думаю, что обсуждения Huawei в G-7 являются хорошим примером этого. И я думаю, что нам нужно продолжать и продолжать это, и вы отметили это в своем отчете.
Вы собираетесь поговорить об этом сегодня с канадскими и индо-тихоокеанскими партнерствами, например, в области искусственного интеллекта и биотехнологии. Так мы строим не только консенсус союзников, но и консенсус частного сектора в области технологий. Когда мы избавимся от технологий, мы должны признать, что это необходимо для торговли в целом и для дипломатии в целом.
Мисс Сигал: Интересно, я знаю, что мы в 9:30, и я знаю, что у вас есть другие неотложные дела. Я хочу, может быть, воспользоваться еще двумя минутами вашего времени, если смогу. Вы прокомментировали двусторонние разговоры, на что США должны настаивать. Я просто хочу убедиться, что я все правильно понял. Вы поддерживаете взаимодействие США с Китаем по этим экономическим вопросам?
Представитель Хилл: Абсолютно. Вопрос — и это то, чем я не являюсь — содержит информацию, на которую нужно знать ответ. И, возможно, это хорошая тема для будущего мероприятия CSIS, которое расскажет мне об успехах 9-го года.министр финансов в 0-х годах и возглавлял двусторонние отношения с Китаем в 2000-х, а теперь государственный секретарь и министр финансов на двусторонних отношениях с Китаем.
Вы расскажете мне, чего они достигли, и я, возможно, скажу вам, куда двигаться дальше. Но я твердо верю в то, что две крупнейшие экономики мира ведут тесный, регулярный диалог, очевидно, по военным и стратегическим целям, а также по экономическим вопросам и делятся друг с другом, почему мы чувствуем то, что чувствуем. И важно, чтобы Америка возглавила этот процесс вместе с нашими союзниками по «большой семерке» и следила за тем, чтобы наши темы для разговора и наши демарши были в одном ключе, потому что я считаю, что Си ведет Китай по ложному пути. И это должен быть голос не только Соединенных Штатов, но и наших союзников по всему миру. Поэтому я считаю, что диалог очень важен.
Мисс Сигал: Спасибо за это. Мэтт, я не знаю, хотите ли вы получить какие-либо заключительные комментарии по этой части программы.
Мистер Гудман: Я хочу еще раз поблагодарить конгрессмена Хилла. Я знаю, что у тебя есть другие дела, которые ты должен сделать, но это было потрясающе. И, кстати, очень признательна за домашнюю работу, которую вы и ваша команда проделали, прочитав отчет и, очевидно, усвоив некоторые моменты, которые комментировала Стефани.
Это действительно необычно, и мы очень ценим внимание к этому, в дополнение к вашим комментариям и мыслям. Так что большое спасибо, и —
Представитель Хилл: С наилучшими пожеланиями. Спасибо, что пригласили меня.
Мистер Гудман: Не пройдет и 30 лет, как мы снова займемся этим, так что. Спасибо.
Конкуренция или сотрудничество? Понимание человеческого поведения в экономическом анализе
Доктор Тим Торнтон
Любой, кто знаком с экономикой, особенно с тем, как преподается экономика, прекрасно знает, как личные интересы, сдерживаемые конкуренцией, регулярно отстаиваются как общий рецепт прогресса.
Однако сложность реального мира редко соответствует простоте этого рецепта. Действительно, многие ситуации требуют заботы об интересах других и сотрудничества, а не соперничества.
Тот факт, что человеческое поведение определяется сотрудничеством и заботой о других, вряд ли станет открытием для обычного человека. Так почему же такая очевидная истина не становится более очевидной в рамках большинства экономических анализов?
Один из полезных способов ответить на этот вопрос — обратиться к выводам Адама Смита: 18 9Философ и экономист 0005-го -го века считается отцом современной экономики.
В своей книге
он имеет в виду только свою безопасность; и, направляя эту промышленность таким образом, чтобы ее продукция могла иметь наибольшую ценность, он преследует только свою собственную выгоду, и в этом, как и во многих других случаях, его ведет невидимая рука для достижения цели, которая не была достигнута. часть его замысла. И не всегда для общества хуже, что оно не было его частью. Преследуя свои собственные интересы, он часто более действенно способствует интересам общества, чем тогда, когда он действительно намеревается содействовать им 9.0056
Нетрудно понять логику аргумента: бизнесмен, стремящийся только к денежной выгоде, достигает этой корыстной цели, производя товар или услугу, полезные для других.
Что не так с этой историей?
В узком смысле ничего: история просто освещает некоторую динамику и процессы, которые часто присутствуют в рыночной деятельности. Однако более широкое рассмотрение показывает, что оно исключает многие факторы, ослабляющие и усложняющие простой рецепт личного интереса в сочетании с конкуренцией, ведущий к эффективным результатам.
Наиболее очевидные возражения против стандартной истории заключаются в том, что давление конкуренции и корыстные мотивы могут так же легко побудить бизнесмена обманывать своих рабочих, вводить клиентов в заблуждение относительно качества или безопасности их продукции, возлагать производственные издержки на третьи.
Более того, если присутствует эффект масштаба, то наличие большего числа фирм, конкурирующих на одном и том же рынке, повысит производственные цены, а не снизит их, при прочих равных условиях. Является ли усиление рыночной конкуренции более или менее полезным для общества в последующем? Эта дилемма указывает на то, что помимо конкуренции на социальные результаты влияют более сложные экономические факторы.
Более того, допущения о совершенной конкуренции и личных интересах часто не выполняются на практике. В реальном мире олигополии, рынки с небольшими группами крупных продавцов, довольно распространены, поскольку более крупные фирмы часто пользуются эффектом масштаба, чтобы вытеснить более мелких конкурентов и сохранить свое конкурентное преимущество. Кроме того, не все фирмы руководствуются исключительно прибылью. Например, кооперативы, принадлежащие работникам, которые позволяют работникам больше влиять на свою рабочую среду, скорее всего, будут уделять приоритетное внимание социальным и экологическим вопросам наряду с экономическими целями.
Эта история также искажает первоначальный вклад Адама Смита в экономику, который представил гораздо более сложный и детальный взгляд на человеческое поведение. Смит считал, что на человеческие мотивы влияют личные интересы, а также уважение и сочувствие к другим. В другой своей книге, «Теория моральных чувств», , он утверждал, что корыстные мотивы людей часто сдерживаются их моральными ценностями.
Изменение нашего подхода к экономическому анализу
Отвернувшись от неясных истоков общепринятого взгляда на экономику, современные исследования дают дополнительные основания для изменения методов практической работы и преподавания экономики. Например, экономисты Сэмюэл Боулз и Герберт Гинтис утверждают, что некоторые из наших наиболее отличительных характеристик как вида — это наша склонность к сотрудничеству, нести личные расходы для соблюдения этических норм и изо всех сил помогать незнакомцам. Конечно, все такое поведение чувствительно к институциональному контексту, но в целом люди представляют собой кооперативный вид.
Опираясь на идеи и эксперименты социальной психологии, поведенческая экономика приближает экономический анализ к реальному миру. Он демонстрирует, как психологические тенденции и коллективная групповая динамика влияют на принятие экономических решений, тем самым бросая критический вызов предположениям о рациональности и максимизации полезности, лежащим в основе неоклассической экономики.
Сотрудничество необходимо не только для выживания, но и для экономического успеха. Тем не менее, правительствам постоянно не удается создать агентства, способствующие сотрудничеству. Эффективное сотрудничество не возникает волшебным образом и затем не поддерживается бесконечно долго. Создание эффективных институтов имеет важное значение для предотвращения использования соглашений о сотрудничестве корыстными лицами или организациями. Корыстные стимулы, хотя они все еще актуальны, могут рассматриваться в тандеме с формированием и поддержанием просоциальных предпочтений, убеждений и институтов. Веб-сайт Prosocial — один из многих ресурсов, который предлагает интеллектуально обоснованное и практически полезное руководство по развитию сотрудничества в любой группе.
Преподавание экономики, исследования и разработка политики должны отказаться от своей одержимости личными интересами и конкуренцией и заняться сотрудничеством и поведением, касающимся других.
