Искусственная монополия в россии примеры: Монополии: примеры в мире и в России

Искусственная монополия

С понятием монополизации в тех или иных сферах экономики, пожалуй, хоть раз в жизни сталкивался каждый из нас. Мы знаем, что практически в каждом государстве существует антимонопольный орган, призванный без устали отслеживать экономические тенденции к появлению на рынке предприятий-монополистов. Слышали мы также и о том, что естественная и искусственная монополии являются предметом изучения учеными-экономистами. В целом, у большинства из нас закрепилось в достаточной мере стойкое отношение к теме монополизации чего бы то ни было как к негативному явлению. Так что же такое монополия – естественная и искусственная, и с чем ее «едят»?

Признаки монополизации

Монопольный рынок с точки зрения экономической теории характеризуется следующими особенностями:

• наличие в пределах одной отрасли единственного производителя какого-либо товара или услуги;
• продукция предприятия-монополиста обладает уникальными свойствами, не имея близких по сути аналогов и заменителей;
• присутствие барьеров (искусственного или естественного характера), не позволяющих новым производителям выйти на рынок;
• определение стоимости продукции и объемов ее выпуска только одним производителем.

В теории построить такую модель экономических отношений вполне реально, а вот встретить на практике почти невозможно. Именно поэтому формы естественной и искусственной монополии считаются условными рыночными структурами.

В чем отличие искусственной монополии от естественной?

Существует два основных вида искусственных монополий:

• первые имеют в своей основе рост концентрации производства;
• вторые основаны на базе предоставления различных патентов, лицензий и других прав интеллектуальной собственности.

Искусственная монополия, выросшая на производственной базе, отличается высокой эффективностью процесса производства товаров и услуг. Это происходит в силу того, что преодолев конкурентную борьбу, на рынок выходят предприятия, оснащенные наиболее передовой технической базой, имеющей низкий уровень издержек при эксплуатации. Примеры искусственной монополии данного вида встречаются в реальной жизни, но не очень часто. Тут речь может идти о компаниях, достигших такого уровня материально-технической базы и менеджмента, который позволяет им снизить расходы на изготовление продукции.

Соответственно, ее стоимость для конечного покупателя снижается настолько, что другим предприятия отрасли просто нет смысла изготавливать подобные товары.

Искусственная монополия второго вида возникает в силу предоставления только одному предприятию патентов и разрешений на производство какой-либо продукции. Это может касаться различного рода изобретений, ноу-хау или ограниченного доступа к определенному ресурсу. Такие искусственные монополии имеют формы, основанные на преференциях, в том числе, и от государства, и существуют в большинстве стран мира.

Для примера разберем такую ситуацию. В Москве, как всем известно, одним из видов городского транспорта является метро. Это вариант естественной монополии, поскольку создать конкуренцию в этом сегменте просто невозможно. Даже если отбросить громадные затраты на строительство второго метрополитена, сделать это практически нереально ввиду отсутствия такой технической возможности. С другой стороны, наземный транспорт столицы предоставляется компанией «Мосгортранс», и это чистой воды искусственная монополия. Ведь вполне реально выпустить на рынок и других перевозчиков-конкурентов, но власти не дают такого разрешения. Так рождаются сегодня искусственные монополии в России и в других странах мира. И, согласитесь, в части из них есть объективный смысл.

 

Похожие статьи

Конкуренция и монополия В современной экономике понятия конкуренции и монополии выступают как две противоположности: в условиях конкуренции нет места монополии, и в тоже время монополисты стараются не допустить конкуренции в своей отрасли. Подробнее об этом вы можете узнать из нашего материала.	Рынок совершенной конкуренции Такое понятие, как рынок совершенной конкуренции, представляет собой ситуацию, когда все предприятия, занимающие определённую нишу на рынке, имеют равные возможности и условия, но в то же время не могут влиять на ценовую политику. В чём же достоинства и недостатки такой структуры?
Понятие юридического лица Все мы слышали такие термины, как физическое и юридическое лицо. И если с физическими лицами ещё более или менее понятно, так как это, грубо говоря, все живущие в стране люди, то понятие «юридическое лицо» таит в себе некоторые особенности.	Провалы рынка Послужить причинами провала рынка может масса различных факторов – это и недостаток конкуренции, в условиях которой возникает монополия и внешние эффекты, такие как загрязнение окружающей среды. Об этих и других основаниях рыночного фиаско мы поговорим в этом материале.

Читайте также:

Что значит ЧСВ в молодежном сленге и философии?

Что значит ЧСВ в молодежном сленге и философии, признаки завышенного или заниженного этого качества у человека, где встречается данная аббревиатура – это знают все подростки, а взрослые, к сожалению, не всегда успевают за развитием современного сленга.

Что такое кринж – старое значение нового понятия и примеры употребления

Что такое кринж, происхождение этого слова, его значение, синонимы и примеры в молодежном сленге, анимациях, рекламе – это часто известно подросткам, но непонятно взрослым людям. Между тем, это явление понятно всем, только привычные названия у него другие.

Финансовый менеджмент – основные концепции и функции управления финансами

Финансовый менеджмент, его функции, цели, методы, задачи, виды, оценка качества – это важные понятия не только для успешно зарабатывающих предпринимателей, но и для грамотных людей, которые хотят без проблем ориентироваться в сфере финансов.

 

Новые монополии. Как технологические гиганты меняют мировую экономику

Долгие годы некоторые страны верили, что нефтяные и газовые компании будут самыми дорогими в мире. За это время Apple, Amazon и Facebook сформировали новый сегмент глобальной экономики

Завершившийся 2017 год стал одним из наиболее успешных за последнее время для инвесторов, вкладывавшихся на глобальных фондовых рынках: их суммарная капитализация за 12 месяцев выросла на немыслимые $12,4 трлн, а индекс Dow Jones установил в течение года рекордное число рекордов — более 70. Но помимо этого, год был отмечен еще одним важным трендом: с каждым кварталом в первой десятке самых дорогих глобальных публичных компаний становилось все меньше традиционных индустриальных корпораций — они уступали места технологическим гигантам. К концу года из пятерки выпала даже Berkshire Hathaway, а остались в ней лишь Apple, Alphabet, Microsoft, Amazon и Facebook. Казалось бы, можно только порадоваться за лидеров в сфере новых технологий, но не тут-то было.

По мере того как Amazon и Facebook прокладывали себе путь на вершину рейтинга, в западной академической среде, а также среди журналистов и политиков поднималась мощная волна недовольства, в концентрированном виде сводившаяся к требованиям «демонополизации» и применения к этим и другим технологическим компаниям, включая Apple и Microsoft, норм антимонопольного законодательства, вплоть даже до насильственного разделения. Сегодня подобные призывы слышатся практически ежедневно, а обывателей запугивают тем, что доминирование нескольких крупнейших фирм способно даже «остановить технологический прогресс».

Такие обвинения кажутся мне несправедливыми даже с формальной точки зрения (во второй половине 2017 года доля Apple на мировом рынке мобильных телефонов не превышала 15% против 22% у Samsung, до которого никто не «докапывается»), но куда больше по совершенно иной причине. По состоянию на 31 декабря двумя из пяти самых дорогих компаний мира стали Alphabet (читай — Google) и Facebook, а вот их бизнес в такой степени отличается от бизнеса не только промышленных, но и большинства привычных нам сервисных компаний, что я вообще не уверен, применимо ли тут понятие монополизма.

Сегодня ежемесячно услугами сети Facebook пользуются 2,2 млрд человек, или 40% жителей Земли в возрасте старше 15 лет. Ящиками электронной почты на сервере Gmail по состоянию на cередину 2017 года обзавелись более 1,2 млрд человек, и весьма вероятно, что число подписчиков превысит 1,5 млрд уже в наступившем году. Схожую динамику демонстрируют и новые мессенджеры: за 2016–2017 годы аудитория Telegram выросла вдвое. Конечно, нельзя не видеть, что рост лидеров рынка происходит не только органическим образом: кто не знает о покупке Microsoft’ом Skype или о приобретении Facebook’ом Whats App и Instagram, a Google’ом — AdMob и DoubleClick? Но несмотря на активную консолидацию сектора, не изменяется только одна, фундаментальная особенность его функционирования: все базовые услуги этих сервисов продолжают предоставляться пользователям бесплатно.

На протяжении всех долгих десятилетий, в течение которых правительства и общества вели борьбу с монополиями, основным злом, проистекающим из их существования, считался картельный сговор ради искусственного повышения цен и необоснованного обогащения. Именно это инкриминировалось и инкриминируется компаниям, обладающим доминирующими позициями на отдельных отраслевых рынках. Но как можно вменять подобное технологическим гигантам, если 99% их клиентов вообще не вступают с ними в финансовые отношения? Если экспансия этих корпораций существенно снижает, а не повышает цены там, где потребителю действительно приходится платить (сравните, к примеру, кабель от компьютера к принтеру за $24,99 в Staples и за $3,95 в Amazon, а про снижение цен в WholeFoods после его покупки интернет-ретейлером я даже не вспоминаю)?

Если усилиями таких фирм коммуникации, в середине 1990-х занимавшие существенную долю в расходах домохозяйств, уже превратились в общественное благо, то что будет, когда очередной «монополист», Илон Маск, завершит свой проект Skylink по раздаче бесплатного интернета по всей поверхности Земли?

• Интернет из космоса: что скрыл Илон Маск о запуске Falcon Heavy

Сегодня критики крупнейших технологических компаний делают упор на три обстоятельства. Во-первых, они призывают обратить внимание на огромный массив рекламы, в размещении которой эти корпорации действительно являются неоспоримыми лидерами и которая приносит им бóльшую часть их доходов (считается, что эти траты в конечном счете перекладываются на потребителей). Во-вторых, говорится о том, что информационные компании паразитируют на бесплатном или крайне дешевом контенте, который на самом деле стоит намного дороже и распространение которого обделяет создателей или исполнителей той или иной аудиовизуальной продукции. Наконец, в-третьих, утверждается, что масштабы инвестиций в освоение новых технологических приемов у лидеров отрасли таковы, что независимые предприниматели «по определению» оказываются на обочине и могут вести не более серьезную борьбу с «монополистами», чем владелец частной заправки с Shell или Conoco.

Все эти аргументы, однако, кажутся мне совершенно несостоятельными.

Прежде всего стоит заметить, что реклама в интернете обладает двумя основными характеристиками. С одной стороны, какой бы назойливой она ни была, она не может долго определять предпочтения потребителей: если вас пытаются перенаправить на какой-то сайт по бронированию авиабилетов, то купив однажды билет со скрытыми surcharges, вы больше туда не вернетесь, благо тот же интернет открывает массу возможностей для сравнения расценок. С другой стороны, реклама в сети становится все более дешевой и в пересчете на единицу проданного товара издержки на его продвижение за последние четверть века снизились более чем втрое, что означает: «перемещение» рекламы в интернет делает потребление среднестатистического человека не более, а менее дорогим. Да, конечно, традиционная реклама умирает, но на то и существует рыночная экономика, чтобы эффективность везде и всюду постоянно росла, а вовсе не снижалась.

Что касается падающих доходов правообладателей, тут возникает еще больше недоумений. С одной стороны, стоит признать, что проблема (если она вообще есть) порождена не монопольным положением интернет-компаний, а принятием в США Digital Millennium Copyright Act в 1998 году, а в ЕС — Сopyright Directive в 2001 году, которые облегчили загрузку данного контента на интернет-сайты; поэтому вопрос скорее следует обратить к правительствам (и к ВТО, под давлением которой это было сделано), а вовсе не к коммуникационным компаниям. С другой стороны, мне кажется, что даже самая примитивная статистика доходов известных спортсменов, эстрадных исполнителей, артистов кино и даже писателей как-то не слишком убеждает в том, что с каждым годом они становятся все более стеснены в средствах; к тому же основную угрозу их доходам сегодня представляют «пиратские» сайты, а не Google или Facebook.

Наконец, что касается стартапов и небольших компаний, то и тут многие обвинения бьют мимо цели. Сегодня масса инновационно мыслящих предпринимателей по всему миру каждый день находят новые технологические решения, как, например, случилось с одноранговым файлообменником (peer-to-peer file-sharing), который трое молодых эстонцев использовали для своего проекта Kazaa. Из этой небольшой инвестиции вырос Skype, который через два с половиной года после основания был куплен eBay за $2,6 млрд, а затем, после того как компания решила от него избавиться, достался в 2010 году Microsoft за $8,5 млрд. Примеров такого рода становится все больше, и лично у меня нет сомнений, что сама перспектива продаться коммуникационным гигантам выступает сегодня едва ли не главным мотивом, побуждающим технологических предпринимателей пускаться в самые смелые авантюры. Каким демотиватором могут быть ныне лидеры рынка, если они готовы сметать почти все перспективные стартапы, тем самым постоянно поддерживая спрос на инновации в самых разных сферах?

Стремительный рост компаний, которые (как тот же Amazon) в начале своего пути требовали минимальных инвестиций, а затем, сумев привлечь с рынка первоначальные средства для развития, годами оставались убыточными, но со временем стали доминирующими в своих сферах, ставит перед экономистами и политиками многие непростые вопросы. Сегодня уже очевидно, что сформировался новый сегмент глобальной экономики, способный развиваться не только в условиях устойчивого снижения издержек и себестоимости (как демонстрировало еще производство информационного hardware), но и при бесплатном распространении своего core product.

Это создает те центры потребительского «притяжения», которые оцениваются инвесторами выше, чем любые традиционные активы, — и это является приговором экономикам вчерашнего дня, ресурсным и индустриальным.

Не менее очевидно и то, что регулировать такие компании по канонам ХХ века практически невозможно, причем не только потому, что в их основе лежит совершенно иная экономическая модель, но и потому, что число их лояльных пользователей в каждой развитой стране превышает количество избирателей любой партии, представители которой могли бы попытаться пролоббировать подобное регулирующее законодательство.

Современная экономика учит — и будет учить — любителей социалистических экспериментов той простой истине, что основанное на неравенстве способностей и креативности неравенство материальных возможностей не только необратимо, но и, увы и ах, справедливо. И фантастические показатели капитализации лидеров коммуникационной отрасли — повод задуматься не об их расчленении, а о том, какими неожиданными окажутся новые повороты в поступательном процессе создания того, что отдельные визионеры еще в начале 1990-х называли «неограниченным богатством». Называли тогда, когда в иных странах делили нефтяные активы и надеялись, что государственные газовые монополии станут самыми дорогими компаниями в мире…

Антимонопольное законодательство СССР — CSMonitor.com

Перейти к основному содержанию

историй в этом месяце > Получайте неограниченное количество историй

Ваша подписка делает нашу работу возможной.

Мы хотим преодолеть разногласия, чтобы охватить всех.

Подписаться

Промышленные монополии тормозят рост в республиках

• Тим Снайдер Тим Снайдер пишет о советской монополии для проекта распада СССР Института международной экономики в Вашингтоне.

2 октября 1991 г.

МОНОПОЛИЯ, говорил Ленин, есть последняя стадия капитализма. Сегодня основанная им коммунистическая система завещала своим реформаторам самую монополистическую индустриальную экономику в мире. Это означает, что люди, которые сейчас пытаются построить нации вместо старого союза, попали в ловушку своего прошлого. Их республики индустриализировались на службе СССР, а не для себя. Поскольку советские плановики отдавали предпочтение очень крупным предприятиям, каждая республика зависит от важнейших товаров, производимых монополиями в других республиках. Это сочетание монополии и взаимозависимости работало, пока Советский Союз был единым и его авторитет не подвергался сомнению. Сейчас механизмы межреспубликанской торговли рухнули. Централизованное планирование и рубль дискредитированы, и заводы вынуждены обмениваться, когда они вообще торгуют. Экономическая система сверхдержавы свелась к использованию доисторических методов обмена. Возникновение этнического национализма из пепла коммунистической системы еще больше усложнило торговлю.

Азербайджан заблокировал торговлю из Армении. Армения, Казахстан, Узбекистан, Украина и другие республики запретили экспорт. Рабочие монополий нефтяного оборудования Азербайджана и украинских заводов угледобывающего оборудования знают о важности своего положения и пригрозили забастовкой. Последствия могут быть незначительными, как, например, когда в прошлом году москвичи устроили бунт из-за отсутствия сигарет (наконечники с фильтром которых производятся только в раздираемой войной Армении). Однако этот пример менее забавен, чем кажется. Спор между Арменией и Азербайджаном также помешал азербайджанским монополистам по производству нефтяного оборудования отправить необходимое оборудование на сибирские нефтяные месторождения. Если монопольный производитель будет удален из торговли между республиками, последствия отразятся на всей экономике. Возможности для таких сбоев ошеломляют, потому что количество производителей-монополистов очень велико. Целая треть советского производства базировалась на монополистах; тысячи продуктов производятся только на одном сайте. Несколько показательных примеров: Завод в Армении – единственный источник детали, необходимой для каждой электростанции во всех республиках. Крупнейший в мире завод полиэстера в Белоруссии производит 90 процентов советского производства. Завод в Молдавии производит 99 процентов машин для литья под давлением. Отдельные заводы в России производят большую часть автомобилей (58 процентов), тележек (97 процентов), полипропилена (71 процент), швейных машин (100 процентов), типографских красок (90 процентов), комбайнов (71 процент), буровых установок ( два завода производят 100 процентов), и все большинство марок котлов и турбин, необходимых для электростанций. Заводы в Украине производят подавляющее большинство угольных подъемников (82%), коксового оборудования (78%), кукурузоуборочных комбайнов (100%), вилочных погрузчиков (86%) и тепловозов (9%).6 процентов). Завод в Узбекистане производит 75 процентов ацетата целлюлозы, важного искусственного волокна, используемого в вискозе, пленке и автомобилях. Советский Союз оставил противоречивое наследие. Его экономическая инфраструктура, разбросанная по республикам, требует объединения; его подавление национализма и прав личности подпитывает стремление к независимости. Решение должно быть сочетанием политической независимости и экономического союза. Свободная торговля и рынки в рамках экономического союза как можно большего числа суверенных республик — лучшая альтернатива, но реальность монополий угрожает даже этому решению. Монополии могут взимать необоснованно высокие цены, удерживая жизненно важные товары подальше от других предприятий или потребителей, которые в них нуждаются. По мере приватизации монополий некоторые свернутся, некоторые начнут производить другие товары, а некоторые будут продавать свою продукцию за границу. НЕКОТОРЫЕ советские экономисты утверждают, что эти риски делают невозможным свободный рынок в их стране. Это отговорка, но необходимы некоторые меры предосторожности. В дополнение к соглашению о свободной торговле республикам следует подписать соглашение о размещении и контроле линий поставок на основе монополий, а также о готовности кредитовать основные товары, которые могут внезапно исчезнуть с межреспубликанского рынка. В долгосрочной перспективе свободный рынок приведет к появлению новых фирм, которые будут конкурировать с бывшими государственными предприятиями. Тем не менее, до развитой рыночной экономики в бывшем Советском Союзе остаются десятилетия. Пока он не существует, республикам придется проглотить трудный урок, которому могут противоречить суверенитет и процветание. Еще долго они будут обязаны своим положением как промышленные нации монополиям и друг другу.

Вы читали бесплатные статьи. Подпишитесь, чтобы продолжить.

Фонд помощи Мониторинг журналистики за 11 долларов в месяц

Уже подписаны? Логин

Марк Саппенфилд

Редактор

Мониторинг Журналистика меняет жизнь, потому что мы открываем ту слишком маленькую коробку, в которой, по мнению большинства людей, они живут. .

Наша работа невозможна без вашей поддержки.

Подписаться

Неограниченный цифровой доступ 11 долларов США в месяц.

Уже подписаны? Логин

Цифровая подписка включает:

• Неограниченный доступ к CSMonitor.com.
• Архив CSMonitor.com.
• Электронная почта The Monitor Daily.
• Без рекламы.
• Отменить в любое время.

Подписаться

Поделиться этой статьей

Ссылка скопирована.

Прочтите эту статью в
https://www.csmonitor.com/1991/1002/02191.html

Начните подписку сегодня
https://www.csmonitor.com/subscribe

Упреждение монополии генеративного ИИ от Дианы Койл

Альянс Фрэнка Румпенхорста и изображения через Getty Images

2 февраля 2023 г. Дайан Койл

Появление новых мощных инструментов, таких как ChatGPT, представляет собой крупный прорыв в области искусственного интеллекта и подчеркивает необходимость вмешательства регулирующих органов. Чтобы защитить общественные интересы, политики должны предотвратить господство на этом зарождающемся рынке горстки гигантских частных компаний.

КЕМБРИДЖ. ChatGPT, новый чат-бот с искусственным интеллектом, разработанный исследовательской лабораторией OpenAI в Сан-Франциско, покорил мир. Уже провозглашенный вехой в эволюции так называемых больших языковых моделей (LLM), самый известный в мире генеративный ИИ поднимает важные вопросы о том, кто контролирует этот зарождающийся рынок и служат ли эти мощные технологии общественным интересам.

Выпуск ChatGPT компанией OpenAI в ноябре прошлого года быстро стал мировой сенсацией, привлекая миллионы пользователей и якобы убивая студенческие сочинения. Он может отвечать на вопросы на разговорном английском (наряду с некоторыми другими языками) и выполнять другие задачи, такие как написание компьютерного кода.

Ответы, которые дает ChatGPT, беглые и убедительные. Однако, несмотря на свою способность к языку, он иногда может делать ошибки или генерировать фактическую ложь — явление, известное среди исследователей ИИ как «галлюцинация». Страх перед сфабрикованными ссылками недавно привел к тому, что несколько научных журналов запретили или ограничили использование ChatGPT и подобных инструментов в научных статьях. Но хотя у чат-бота могут возникнуть проблемы с проверкой фактов, он, по-видимому, менее подвержен ошибкам, когда дело доходит до программирования, и может легко писать эффективный и элегантный код.

Чтобы продолжить чтение, зарегистрируйтесь сейчас.

Подпишитесь сейчас, чтобы получить неограниченный доступ ко всему, что может предложить PS.

Подписаться

Как зарегистрированный пользователь, вы можете наслаждаться новым контентом для PS каждый месяц — бесплатно .

регистр

У вас уже есть аккаунт? Авторизоваться

Пишет для PS с 2017
33 Комментарии

Дайан Койл, профессор государственной политики Кембриджского университета, недавно написала книгу « винтики и монстры: что такое экономика и какой она должна быть».